Книга Афганский шторм - Николай Иванов

Амин кивнет, хотя и не станет скрывать неудовольствия такой цепочкой.

Начало ноября 1979 года. Москва – Казань – Чита

Письмо Брежневу состояло всего из двух пунктов. Амин просил встречи с ним в любое время и в любом месте, и вторая настоятельная просьба – заменить посла, прислать к нему человека, который не был бы связан ни с даудовским режимом, ни с Тараки, ни с КГБ, ни с МВД.

Первую просьбу Брежнев отмел сразу: ждать искренности от человека, убившего своего учителя, пустившего под расстрел собственную партию в угоду личным амбициям, не приходилось. Просто же смотреть, как он будет выкручиваться, оправдываться, а в конце концов просить все, что только можно, – самолеты, бензин, кровати, подушки, гвозди? Нет уж, пусть знает свое место. Пусть чувствует что прощения за Тараки нет и не будет.

Другое дело – знать каждый шаг Амина. Пока он не доверяет никому из советников, кто работал рядом с Даудом и Тараки. Да и какое может быть доверие и какая может быть информация у того же Пузанова, если Амин на пресс-конференции на весь мир заявил, что считает советского посла причастным к перестрелке с Тараки во Дворце 14 сентября. Конечно, работы здесь никакой не будет, посла надо менять. А заодно и главного военного советника, в этой области. Амин должен быть по крайней мере хотя бы предсказуем. Так что замена посла и советника сразу поможет убить двух зайцев: и на письмо вроде бы отреагировать, и свое дело сделать.

– Да, нам надо быстрее определиться с Амином, – прочитав послание, произнес и Громыко. – А чтобы люди быстрее вошли в курс дела, видимо, нужно подыскать мусульман, знающих традиции, обычаи, нравы Востока. Это значительно сократит для них время вхождения в обстановку.

МИД – с одной стороны, Генеральный штаб – с другой открыли свои картотеки. Вскоре мидовцами был назван свой кандидат – первый секретарь Татарского обкома партии Табеев Фикрет Ахмеджанович. На дипломатической службе никогда не был, но опыт в этой области немалый: много лет подряд возглавлял все наши дружественные делегации, отправляемые в страны Азии и Африки.

Суслов, ознакомившись с личным делом первого секретаря, позвонил в Казань. И уже на следующий день Табеев получал в неприметной на первый взгляд пристройке рядом со Спасскими воротами пропуск в Кремль.

– Обстановка в Афганистане сложная, Фикрет Ахмеджанович, – покашливая, говорил Суслов. – И именно поэтому, с одной стороны, выбор пал на вас. К тому же вы не просто видный партийный работник, хорошо знающий тот регион, но и человек, до этого никак не связанный с КГБ и МВД.

Увидев удивленный взгляд Табеева, покачал головой: да-да, именно так. Но пояснить не успел: вошла с подносом, накрытым салфеткой, девушка, поставила его на журнальный столик. Суслов пригласил будущего посла в кресло, первым опустил в стакан с чаем ломтик лимона.

– Да, Амин просит к себе именно такого посла. Если боитесь… – здесь Табеев усмехнулся, и Суслов поправился: – Если есть какая то причина не ехать, то будем считать, что разговора этого не было, мы вас поймем.

– Я согласен, Михаил Андреевич.

– Хорошо. После обеда зайдем к Леониду Ильичу.

Брежнев был еще короче:

– Молодец, что согласился. Мы на это и рассчитывали. Андрей Андреевич только что сообщил, что они связались с Амином и он доволен вашей кандидатурой.

У военных тоже особых проблем не возникло. Советником в Монголию как раз собирался ехать генерал-полковник Магометов Солтан Кеккезович, карачаевец, первый заместитель командующего Забайкальским военным округом. И если Табееву Брежнев дал неделю на сборы, то министр обороны Магометову на все-про все, как лейтенанту, – два дня. Утром Солтан Кеккезович улетел по вызову в Москву, а в обед к его жене приехал командующий войсками округа генерал-полковник Салманов.

– Александра Ивановна, у меня к вам разговор.

Та, нащупав кресло, села. Никто, наверное, не шел так трудно в Вооруженных Силах к званию генерал-полковника, как ее Солтан. В сорок четвертом, когда Сталин выслал карачаевский народ в казахские степи, Магометова спасло лишь то, что был на фронте. И даже когда пришло на все фронта указание срочно отозвать карачаевцев, комполка отправил своего начальника разведки капитана Магометова в такой глубокий рейд по тылам противника, что тот вернулся в полк только где-то через месяц, когда страсти вокруг отзыва карачаевцев приутихли, а большие чины из особых отделов отъехали подальше от пуль.

После войны в первый же отпуск приехал майор Магометов к себе в Карачаевск. В комендатуре, куда зашел отметить документы, фронтовик капитан затолкал его к себе в кабинет, продержал до вечера:

– Вот что, майор, я тебя не видел, и ты здесь не был. Иди, и лучше по тропам, и не возвращайся больше сюда. Мне приказано задерживать и отправлять в комендатуру всех возвращающихся карачаевцев.

Через год, в следующий отпуск, поехал в Казахстан. Ходил от селения к селению, от юрты к юрте – искал родственников. Содрогался: как только смог его теплолюбивый, привыкший к горам народ выжить в степных холодах? А входить в спецпоселения можно лишь по особым пропускам, а разговаривать с выселенцами – только в присутствии оперуполномоченных… Спасло лишь то, что имел полную грудь орденов и нашивок за ранения. Нашел-таки мать и родственников, сумел даже поселить их в одном месте. Зато по службе – затор. Дважды подавал документы в бронетанковую академию, но сначала придрались к оформлению документов, на второй год уже более существенная зацепка появилась – нет аттестата за военное училище. Разозлился – экстерном сдал экзамены в Ленинграде за военное училище. Приняли – со скрипом, но приняли. Однако злость, видимо, не остыла, потому что за год академии сдал экзамены сразу за три курса.

Короче, было чего испугаться Александре Ивановне. И хотя на дворе стоял конец семьдесят девятого, но этот срочный и непонятный вызов в Москву, приезд самого Салманова…

– Да не беспокойтесь вы, Александра Ивановна, – чувствуя, что испугал жену своего заместителя, но не поняв чем, попросил командующий. – Просто ваш муж получил назначение ехать главным военным советником в Афганистан. Он вернется сегодня вечером, но завтра утром вы должны уже убыть.

– Как… утром? – Александра Ивановна оглядела только что полученную квартиру, расставленную мебель. А книги! Книг-то сколько, на одну их упаковку три вечера надо.

Салманов вздохнул:

– Ничего не поделаешь, Александра Ивановна. Я дам команду, чтобы прислали взвод солдат, они помогут сколотить ящики, все упаковать.

Солтан Кеккезович прилетел в самом деле под вечер. Ночь сдавал должность – сейфы, планы, карты, документы, а в шесть утра устроил прощальный ужин-завтрак.

– Я не могу лететь, у меня температура поднялась от всего этого, – подошла к командующему Александра Ивановна. – Пусть Солтан летит, я потом, когда поправлюсь.

– Вы должны лететь вместе, Александра Ивановна. Извините, но я должен посадить вас в самолет.

– Я правда не могу. У меня тридцать девять с половиной температура.