Книга Тайны Питтсбурга - Майкл Чабон

— Я не знаю никого из шишек, Кливленд. И не могу позвонить дядюшке Ленни.

Он сел на мотоцикл и надел шлем. Сквозь опущенный щиток его голос доносился будто издалека и в нос, будто он разговаривал из бутылки.

— Можешь, — заявил он. — Позвони папочке, если нужно. — Он тяжело прыгнул на стартер, а нога, не подчиняясь командам хмельного сознания, соскользнула и ударила о землю. — Черт. Позвони за его счет.

— Не самая лучшая мысль, Кливленд. Я бы даже сказал: плохая. Ты не можешь даже завести свой мотоцикл. — Я понимал, что он собирался выжать все из моего обещания помочь ему, поэтому усмехнулся. — Ты же пьян.

Он подпрыгнул еще раз, и мотор мотоцикла закашлял и заурчал.

— Я крут! — заявил он, уставив палец в мою грудь. — Вернусь через десять минут.

Перебирая влажные кружки металла на ладони, я смотрел, как он мчится сквозь плохо освещенные участки улицы, уменьшаясь с каждой минутой. Глядя ему вслед, я мучился острым сожалением, что не поцеловал его в щеку.

Я стоял и держал монету, наполовину засунутую в щель автомата, в голове кружились обрывки фраз и стратегические выкладки. Поколебавшись, я твердо решил не звонить дядюшке Ленни. Оставался только мой отец. А колебался я потому, что по-прежнему не верил, будто отец хоть как-то причастен к своевременному прибытию полиции на месте преступления, а стало быть, у меня не имелось никаких оснований ему звонить. Кроме обещания, данного Кливленду. Мне не хотелось бы беспокоить отца, даже если бы нашлась веская причина, а тут я должен сделать это из-за бредовых идей Кливленда! Я отпустил монету и с ужасом попытался убедить себя, что могу позвонить ему хотя бы просто для того, чтобы поболтать. В пятнадцатый раз я перечитал непристойные надписи на стенах телефонной будки.

— Звонок за счет абонента-получателя Джозефу Бехштейну от Арта, — произнес я и через минуту услышал, как голос отца отказался оплатить звонок. За секунду до того, как мое сердце ухнуло вниз, я подумал, как странно слышать такой знакомый высокий голос и не иметь возможность поговорить с ним, словно оператор вызвал из небытия бесплотный дух или оракула; в руках этой женщины переключатели и провода, которые нас соединяют. Сейчас отец повесит трубку, и мы с ней останемся в виртуальном пространстве.

— Пап! — позвал я. — Пожалуйста, поговори со мной!

Я услышал гулкую тишину, когда женщина нас разъединила, а потом она безразличным голосом предложила мне просто позвонить ему, используя монеты. Тут я услышал приближающийся звук полицейских сирен. Я грохнул трубку на рычаг и побежал назад, к стоянке. Несколько мгновений я видел его мотоцикл, очень далеко, прежде чем он пропал из виду. Должно быть, он пролетел нужный поворот и двух полицейских в машине, принявших сигнал всем постам и описание преступника. Одна, две, потом три патрульные машины, сверкая мигалками, бросились в погоню. Следующие несколько минут я беспомощно метался из стороны в сторону, подпрыгивал, взбегал на ступени музея, стараясь рассмотреть хоть что-то, не воспринимая ничего вокруг, кроме непрерывной демонстрации эффекта Доплера. Я настолько не понимал, что мне делать, что даже всерьез собирался позвонить в полицию.

— Помогите, помогите, — шептал я.

Потом я увидел, как Кливленд выскочил из улицы, идущей за библиотекой, той самой, по которой я ходил, скрываясь от Флокс, и сразу же услышал страшный гул и хлопанье тысячи голубиных крыльев. Вертолет над моей головой опустился и завис, мазнув по Кливленду лучом прожектора, металлический голос произнес какое-то неразборчивое распоряжение. Кливленд на мгновение замер, наверное от шока, неожиданно застигнутый ревом ветра и ослепительным светом над его идущей кругом головой, а потом рванул ко мне, к Фабрике, когда за его спиной появились полицейские машины. Он долетел до бордюра метрах в трех от меня, уложил на бок мотоцикл, заднее колесо которого все еще вращалось, и припустил к зданию Фабрики, преследуемый лучом прожектора. Я потрусил за ним.

— Вернитесь! — приказали с вертолета. — Не подходить!

Кливленд с трудом влез на шаткую ограду, закачался на самом верху и пропал из виду. Подъехавшие полицейские высыпали из машины и с шумом и топотом побежали в мою сторону. Один из них отделился от группы и помощью тычков и хитрого захвата взял меня под стражу. Я не мог заявить, что не имею к происходящему никакого отношения.

Мы наблюдали, я и коп. Прожектор выхватил из темноты Кливленда на железной лестнице, пьяного, перепуганного, неуклюже карабкающегося вверх, с чем-то бело-розовым под мышкой. Я закричал. «Вниз, — думал я, — вниз, спускайся вниз!» Но он продолжал лезть вверх, неуклюже перебираясь по тонким навесным мостам к новым маршам, заключенный внутри белого светового столба, который выдавал каждый его шаг, пока он не добрался до лестницы, прикрепленной к стене самого здания, — ступени ее, как скобы, впивались прямо в кирпичи.

— Спускайся вниз! — закричал я.

— Он тебя не слышит, — сказал полицейский. — Заткнись.

Преследователи уже окружили здание со всех сторон, когда Кливленд взобрался на крышу Фабрики. Я увидел его: широко расставив ноги, он стоял в тени волшебного клапана, протянув одну руку к вертолету, чтобы защититься от слепящего света, а в другой сжимая голую куклу. В ту страшно долгую секунду, когда он оступился и кубарем полетел вниз, свет упал на него так, что он отбросил огромную тень на облако совершенной формы. На секунду Кливленд стал выше вертолета, преследовавшего его, вознесся над зданием, надо мной и над городом с его таинственными жителями и домами, а полутораметровая тень куклы билась и кричала.

23. Ксанаду[60]

Кажется, после падения Кливленда я оказал сопротивление при аресте и ко мне применили жесткие меры. Я уже этого не помню. Как не помню и всего остального, что было до наполненного солнцем мгновения, когда я проснулся на простынях, жестких, как белые магазинные пакеты, и с именным браслетом на запястье. То, что я сначала счел жутким похмельем, оказалось последствием двух мощных ударов резиновой дубинкой по голове. Я даже видел свою боль: паутинку из ярких образов, остающихся на сетчатке, когда источник их уже исчез. Я попытался сесть и услышал вздох глубокого облегчения. С трудом повернув голову, я увидел рядом с кроватью дядюшку Ленни на белом стуле, слишком большом для него. Я вздрогнул.

— Вот наш мальчик, — сказал он, подрыгав ножками, не достававшими до пола. — Хи-хи! Доброе утро! Ну? Как голова? Уже лучше, да?

Я отвернулся, слишком поспешно, так что звездчато-черная волна вздыбилась перед глазами, и сказал:

— Ох!

— Нравится палата, а? Неплохо? Отдельная. Очень дорогая. Я перевел тебя сразу, как узнал. — Он сделал паузу, ожидая изъявлений благодарности. — Ты не беспокойся, Арт. Отец уже выехал. Скорее всего, он сейчас в аэропорту. Так что ни о чем не волнуйся. С полицией у тебя никаких проблем не будет. У тебя есть друзья, Арт. — И, пробормотав это, он наклонился вперед, чтобы коснуться моего плеча двумя загорелыми пальцами. — У тебя есть дядюшка Ленни и тетушка Элейн, она внизу. Она тоже приехала, чтобы тебя утешить.