Книга Соблазненная подлецом - Луиза Аллен

Конечно, она знала, что и сама поступила бы так же здраво и практично в сложившихся обстоятельствах. Люк, наверное, был бы страстен сейчас, поэтому хотел избежать слезливой сцены прощания на набережной.

Он прав. Она с трудом управляла собой с того момента, как проснулась. Желание целовать его спящего было настолько сильным, что она соскользнула с кровати и отправилась укладывать несобранные вещи, просто чтобы находиться на безопасном расстоянии от него.

Их последняя близость была тихой, медленной, ласковой и нежной. Эйврил подумала, что заплачет. И затем обнаружила, что это произошло и что Люк целует уголки ее глаз, откуда лились слезы, так что они не успевали упасть.

— Ты никогда не плачешь, Эйврил, — сказал он.

Теперь она думала, что он выпил все ее слезы. Ее глаза были горячими и сухими, ей удалось улыбнуться, когда Грейс и Хорек подошли к ней, чтобы поторопить, она поблагодарила моряков, что охраняли ее.

Затем она взошла по трапу, и корабль отошел от берега. Она поискала глазами высокого темноволосого человека, которого любила.

— Aurevoir, ma sirene, — сказал он, когда она, не оглядываясь, покинула экипаж.

— Aurevoir, Люк. Jet’aime, — прошептала она, когда корабль миновал доки и вышел в широкое русло реки.

Хорек и Грейс оставили ее одну. Хорек, она знала, должен был внимательно рассмотреть всех пассажиров, проверяя и перепроверяя тех, кто проявит к ней интерес.

Время шло. Скрылся из вида Лондон, река превратилась в лиман. Скоро будет спущена лодка для лоцмана, и Хорек вернется с ними к пристани.

Часы пробили полночь. Люк бессмысленно смотрел на открытую перед ним газету. «Алмазная роза» должна сейчас спускать лодку. Корабль идет вниз по Темзе, не оставляя ничего на память о ней, кроме боли в сердце.

Буквы расплылись, он моргнул, с ужасом поняв, что виной этому слезы. Что, черт возьми, с ним такое? Будто кто-то умер.

И тогда он понял, что это. Любовь. Он любил Эйврил и отпустил ее прочь из своей жизни. Картина замка снова предстала перед ним в красках, там были дети и рядом с ним женщина, она смеялась голосом Эйврил, улыбки на лицах его детей были похожи на ее улыбку. Он убил этих будущих детей, и слишком поздно что-то исправить. Слишком поздно.

Но он должен попытаться. Люк отшвырнул газету, выбежал из библиотеки и бросился вниз по лестнице клуба «Уайт», пробежал мимо возмущенного таким шумом привратника и оказался на улице Сент-Джеймс.

— Кеб!

За спиной раздался голос портье:

— Сэр! Ваша шляпа, сэр! Ваше пальто!

Рядом остановился кеб.

— Плачу золотом, если довезете до ближайшей конюшни за пять минут.

Слишком поздно, но он должен попытаться.

Эйврил смотрела, как приближаются берега Тилбери. Через несколько минут будет слишком поздно, последняя возможность вернуться исчезнет. Возможно, уже сейчас слишком поздно что-то делать и совершенно безумно, однако она неожиданно поняла, что надо делать.

И голосом, полным страдания и решимости, позвала:

— Феррис!

— Да, мисс?

Низкорослый человек возник из воздуха рядом с ней.

— Я возвращаюсь вместе с тобой.

— Что?! На лоцманской лодке? В Лондон? Ради капитана?

— Да. Ради капитана.

Чтобы быть с ним, пока он будет желать ее, чтобы быть той, кем он захочет. Она любила его, принадлежала ему.

«Папа, — подумала она. — Прости меня, но сейчас это уже моя жизнь. Я разрушила все твои планы в тот момент, когда оставила Брэдона. Я не могу жить без Люка».

— Право же, мисс. Даже не знаю, как мы сможем получить назад ваши вещи.

— Это не имеет значения, если только мы не забудем взять Грейс.

— Уж этого я не допущу, — сказал Хорек таким тоном, который она раньше слышала от Люка.

Хорек и Грейс?

Хорек передал капитану корабля ее слова и несколько гиней, и тот согласился отправить на берег двух пассажиров без багажа, но, когда с борта была спущена лоцманская лодка, Грейс пришлось спускаться в нее, полагаясь только на крепость рук Хорька, охватившего ее ноги.

— Если вы только простите мне эту вольность, мисс.

— Конечно.

И Грейс, казалось, определенно наслаждалась этой вольностью.

Лодка отчалила от корабля и направилась к берегу.

— Что это? — спросил лоцман, почесывая голову и указывая на точно такую же лодку, направляющуюся к ним. — Запоздал на корабль кто-то, должно быть.

На носу лодки стоял человек. Человек, который на корабле чувствовал себя как дома. Человек, которого Эйврил узнала бы где угодно.

— Люк, — прошептала она.

Руки успели потянуться и остановить ее, когда она рвалась вперед между матросами и скрученными канатами. Она остановилась на носу лодки, встав так же, как стоял он, и, когда лодки подошли близко друг к другу, Люк схватил ее и прижал к себе:

— Эйврил. Ты возвращалась ко мне?

— Да. К тебе. — Она вновь в его объятиях, остальное не важно. — Ты пришел за мной?

— Я люблю тебя. Почему я не понял этого раньше? Я люблю тебя.

Он посмотрел ей в глаза, и она впервые увидела истинное смущение на его лице.

— Ты думаешь, ты могла бы… Ты вернулась. Я думал, что слишком поздно. Я спешил так, как никогда в жизни, боялся опоздать. Но ты здесь, ты вернулась ко мне…

— Потому что я люблю тебя. Больше всего на свете, больше самой жизни. Я люблю тебя, Люк.

— Будь Бог благословен. — Он закрыл глаза и крепко прижал ее к себе, и она могла услышать, как бьется его сердце. — Поплывем домой.

Люк не проронил ни слова, когда они ехали в экипаже обратно в Лондон. Эйврил подумала, не изменил ли он свое решение. Но он не отпускал ее рук. Она почувствовала, что он прижался щекой к ее волосам. Ей хотелось закрыть глаза и просто понежиться в любви, но было слишком много дел, о которых предстояло подумать.

— Должна ли я уехать в глубь страны на время, пока Брэдон не перестанет меня искать? — спросила она через двадцать минут.

— Он довольно скоро обо всем узнает, — сказал Люк.

— Но он может вызвать тебя на дуэль!

Эйврил пыталась сесть так, чтобы посмотреть на него.

— Он только унизит себя, если попытается. Если вызовет меня на дуэль, потому что ты была его невестой, в свете станет известно, что его бросили. Если бы он мог просто отослать тебя без лишнего шума — это одно, но сейчас даже если он и найдет тебя, то похитить уже не сможет.

— Почему нет? Мы же знаем, что он безжалостен и хладнокровен.