Книга Магия любви - Светлана Лубенец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Боись, ты там? – спрашивала она, картавя.
Будто я мог испариться.
– Мама йугается, – сообщала она. – Цайапины боят?
– Уйди, я все равно тебя не понимаю и не слушаю, – опрометчиво отвечал я.
Стоило завести с Ритой беседу, так она прилипала, словно жвачка к волосам – не отдерешь. Сестра что-то лепетала за дверью, не выговаривая половины букв, я отошел к окну. Декабрь по-прежнему никак не походил на зимний месяц. На газонах еще виднелась трава, а в местах, где от домов расходились трубы с горячей водой, зеленели настоящие заросли, отчего земля походила на арбуз с чередою черных и зеленых полос. И на небе, как назло, не было облаков. Солнце светило совсем по-осеннему, окатывая все вокруг рыжими лучами. Во двор уже высыпали ребята, они висели на турниках, облепили лавки, на футбольном поле вовсю шла игра. А мне приходилось втыкать нос в оконное стекло и пялиться на все эти радости жизни. От скуки и обиды мне даже вспомнился Пушкин: «Сижу за решеткой в темнице сырой». Я был узником этих стен, правда, вместо молодых орлов под окном прохаживались голуби неопределенного возраста. Они не клевали кровавую пищу, зато изрядно пачкали машины. Но даже в этот скорбный миг я ничуть не жалел о том, что сцепился с Сопыгиным. Признаться, где-то в глубине души я был даже горд собой. Инга переменила меня, даже не подозревая об этом. Еще недавно я готов был сам штопать чужие портки, только бы не вызвать гнев такого громилы. А по сути, чего я боялся: нескольких синяков? Был бы рядом Бочкин, так я и не пострадал бы совсем. Выходит, боялся я вовсе не Сопыгина, а самого себя. Представлял, как буду выглядеть в драке, чего не сумею сделать правильно, красиво? И в результате оказывался еще более жалким – настоящим трусом. Страх – подлая штука, он все переворачивает задом наперед. Сколько ни бежишь от того, что тебя пугает, всегда возвращаешься на прежнее место. Прямо как в фильмах ужасов, я не шучу. Зато после схватки с Сопыгиным меня уже сложно было чем-то напугать, и если бы не родители, я чувствовал бы себя вполне сносно.
Дверь в мою камеру пыток распахнулась. Это мама пришла допрашивать.
– Сынок, признайся, из-за кого ты подрался? – мягко стелила она. – Ты в кого-то влюбился? Давай, я поговорю с родителями этой девочки.
Вы себе представляете! О чем она собиралась говорить с предками Инги? Что вообще в головах у этих взрослых? Манная каша?
– Я ни в кого не влюбился, – в который раз отпирался я, стараясь сделать как можно более честное лицо.
– Не ври, Катюша по секрету мне сказала…
– Это все Фирсова! Я так и знал!
Тут мама испугалась моего гнева, видимо, она ненароком выдала Катьку. Но лучшей защитой, как известно, считается нападение.
– Я запрещаю тебе встречаться с девочкой, которую не знаю лично. – Мамин взгляд стал холодным, и голубые глаза даже посерели от злости. – Или знакомишь нас, или забудь про эти отношения.
Нет, ну как вам это? Я и сам-то до сих пор не мог толком познакомиться с Ингой, а уж волочь за собой прицеп с родителями – такое никуда не годилось!
– Ма, повтори пожалуйста все, что ты сейчас сказала, еще раз. – Я включил камеру на своем мобильном.
– Это еще зачем? – растерялась мама.
– Буду просматривать запись, когда стану взрослым, чтобы никогда не ставить своим детям таких ультиматумов.
Мама даже поперхнулась от негодования. Слова наскакивали одно на другое, понять ничего было невозможно.
– Что ты ска… Как ты сме… Я те…
Она выбежала из комнаты, и вот уже в дверях показался папа. Мне сразу стало понятно: пришел «злой полицейский».
– Довел мать? – спросил он едко. – Хорош, хорош…
Отец замолчал. Видимо, для того, чтобы я мог как следует прочувствовать ужас своего проступка. Я же оценивал ситуацию. Разве можно было рассчитывать на доверительный разговор в таких обстоятельствах? Родители обижаются, когда дети что-то скрывают от них, не хотят быть честными и открытыми. Да как же это возможно, если твою душу тотчас вывернут наизнанку и прогладят утюгом, точно парадную рубаху. И я решил молчать во что бы то ни стало. А то, чего доброго, действительно станут разыскивать родителей Инги или ее саму вызовут для проработки. После такого мне останется лишь перейти в другую школу, чтобы как-то избежать позора.
– Не пойму, зачем так усложнять? – размышлял я вслух. – Ты что, сам не дрался в моем возрасте?
– Бывало, – кивнул отец. – Но матери никогда не грубил.
– И я не грубил! – возмутился я. – Не пойму, что с ней такое…
Папа решил сменить тактику, чтобы я немного угомонился. Он прикинулся своим парнем, подмигнул мне, похлопал по плечу.
– А что, друг, эта девочка, из-за которой ты подрался, того стоила?
Но я не терял бдительности, стоит хоть взглядом, хоть глупой улыбочкой признать, что в этом замешана девчонка, – пиши пропало. Родители ее из-под земли достанут!
– Какая еще девчонка? – невинно переспросил я.
– А знаешь, почему мама сердится? – невпопад ответил вопросом на вопрос папа.
Я пожал плечами.
– Думаю, она боится, что теперь ты станешь ее меньше любить, – шепнул папа, точно раскрывая военную тайну. – Теперь ты забудешь о ней.
– Глупости! – удивился я. – Ты же не стал любить бабушку меньше после того, как встретил маму?
– Конечно, нет. Но я тебя поймал! – обрадовался отец. – Значит, ты все же кого-то встретил? Колись! Мы же друзья.
Я опять замкнулся. Папина улыбочка уж очень раздражала. Конечно, он был прав, раньше мы неплохо ладили. Но сейчас, после драки с Сопыгиным и домашнего ареста, я уже не мог доверять ему, как раньше. Он явно шел на поводу у мамы. Разве настоящий друг запрет тебя в комнате из-за какого-то пустячного вызова к директору? Да он гордиться тобой станет! Нет, лепить из родителей друзей – дело неблагодарное. Разве станешь с мамой играть по Сети в «Counter-Strike»? А просить у друга купить тебе новые ботинки – каково? Нет уж, каждому свое. Я смотрел, как папа пыжился, изображая моего друга, чтобы выпытать секрет и тут же рассказать его маме. Мне почему-то захотелось уколоть отца посильнее.
– Помню, бабушка просила тебя прошлой зимой выбить ковер, – сказал вдруг я. – А мама шепнула, что этому кошмарному пылесборнику место на помойке. И ты ответил бабушке: лучше выбросить этот ковер, чем добровольно подкармливать моль.
– К чему ты об этом? – нахмурился папа.
– Бабушка тогда согласилась выбросить ковер на помойку, – продолжал я. – А сама не выкинула. Она сказала мне, что это твой подарок с первой зарплаты. И несмотря на то что некоторым он кажется кошмарным, бабушке этот пылесборник дорог, как память. Тем более что теперь твоим кошельком владеет мама, и ценных подарков ждать не приходится. Я тут подумал, сейчас ты бабушке ковров уже не даришь…
– При чем здесь ковер, черт возьми?