Книга Пацаны: конец истории - Михаил Дмитриев

что-то мелькает. Когда ходил, когда сидел – мелькает, даже когда смотрелся в зеркало, мерещилось, будто что-то пробегало сзади. Жуткое ощущение! Я словно прицепил к себе какого-то беса. Во-вторых, я напугался в квадрате, когда Лера рассказала мне, что мой товарищ Гиря, с которым мы вместе долго кайфовали, загрыз свою жену, подругу Леры. Я ощущал, что по уровню помешательства я близок к состоянию Гири. И, в-третьих, я напугался в кубе! Как-то ночью я выбрался из дома и стал ловить такси. В это время на своем сто сороковом «мерсе» ехал подольский Добрыня, знакомый пацан, он был всегда при деньгах, всегда модный, ухоженный, этакий элитный гангстер. Мы встретились с ним взглядом. Я был во всей красе, выглядел как скотина – обдолбанный и заросший. Я почувствовал, что Добрыня меня узнал, но предпочел отвести глаза и проехал мимо. Мне стало так стыдно за себя, за свое падение, но еще больше я ужаснулся состоянию, до которого дошел.

– И ты после пробитой головы и года системного кокаина стоишь в парах? – спросил я.

– А что делать? Очень люблю бокс! – ответил Феликс. – Врубились снова дисциплина и интерес. Бокс мне помог выжить. Со временем мелькания за спиной прекратились, но все равно – черти часто мне мерещатся. Недавно был в гостях у Гули, сидел на диване, смотрел с ее пятилетней дочкой мультфильмы. И задремал. Мне приснился мерзкий бе-сяра, я с ним дрался, все хотел его пробить, лупил ему снизу – с боку, но удары получались какими-то ватными. Бес оскалил свою пасть с редкими гнилыми лопатами-зубами, ржал. Захватывал мой кулак в пасть и рычал: «Хочешь, я его откушу?» Проснулся от крика дочки Гули. Она тоже заснула, в слезах проснулась и сказала, что ей приснилось, как в комнату прилетал страшный дядя.

За время своего рассказа Феликс достаточно протрезвел. Я же, как заколдованный, рассматривал тесак и, в свою очередь, рассказал, когда и как он у меня появился. Феликс слушал молча и, что было для него нехарактерно, очень внимательно.

– Давай рубль! – сказал он.

– Зачем?

– Забирай тесак, он ведь по праву твой!

Этот поступок никак не вязался с тем образом Феликса, который я с недавних пор сконструировал в своем воображении. Я прекрасно помнил эпизоды его феноменальной скупости, когда он не желал делиться питьем на тренировке и провизией во время нашей поездки на Валдай. Откуда такая щедрость? То ли я не до конца понял его сложный больной характер, то ли на Феликса оказала воздействие аура гангстерской эпохи, о которой он сейчас вспоминал. Ведь подарить понравившийся предмет, отдать что-то свое, если это понравилось товарищу, было абсолютно в русле лихой бандитской этики.

Я вспомнил, как однажды увидел на шее Хрычи толстенную золотую цепь с интересным плетением. Звенья ее были выполнены в виде костей, а массивный крест покрыт красной эмалью. Я восторженно похвалил цепь. Хрыча на глазах у всех тут же снял с себя «цебуру» и передал мне. Я отказывался. «На, носи… и мечтай о чем-нибудь высоком!» – усмехнувшись, буркнул он фразу из фильма «Курьер». Опытный уголовник знал, как воздействовать на публику. В братве потом долго обсуждали этот, казалось, беспричинный, но столь яркий, благородный с бандитской точки зрения поступок. Щедрость Хрычи превратила меня в преданнейшего его клеврета. Она-то и вынудила меня впоследствии подарить ему кинжал – самое ценное, что у меня на тот момент было. Хрыче цепь обошлась не так дорого, как казалось: он контролировал известную сеть ювелирных магазинов и мастерских и был в состоянии делать ежедневно такие презенты.

Мне он чуть не стоил жизни – тяжела шапка Мономаха! Вечером того же дня я попал в страшную аварию и чудом в ней выжил. «Девятку», на которой мы мчались с приятелем, на скорости подрезал микроавтобус с пьяными руоповцами. Уходя от удара, мы передом влетели в припаркованную на обочине фуру и вышибли у нее заднюю ось. От удара в «девятке» погнулись даже задние двери. Каким-то непостижимым образом мы с приятелем уцелели. После этого я снял с себя подарок Хрычи – носить крест человека с такой судьбой оказалось для меня сверхопасным делом.

Подарив мне тесак, Феликс вдруг неожиданно засобирался домой. В коридоре он похлопал по своему пальто:

– Пусто! Я вешал тесак за уши рукоятки в петлю. Я ее по примеру Раскольникова пришил к изнанке. Достоевский прошел каторгу, видно, этот момент он перенял у опытных штопорил. Очень удобно выхватывать из такой петли тесак – раз! И ты готов к бою.

Я остановил его рукой.

– Феликс, у меня к тебе вопрос: скажи, ты в Бога веришь?

На его лице появилось что-то наподобие ухмылки.

– «Ин Год уи траст», как написано на долларе.

– А ты крещеный?

– Крещеный – молотком по голове!

На пороге мы обнялись и искренне, с чувством попрощались. Мне подумалось, что я больше его не увижу. Столкнувшись взглядом со стеклянноголубыми глазами Феликса, я застыдился, что еще менее часа назад собирался успокоить его чем-нибудь тяжелым. Мне стало жаль этого человека, жаль его загубленного и растраченного богатого жизненного потенциала.

Закрыв дверь за Феликсом, я зашел на кухню и увидел приютившуюся на небольшом диване Аллу, она спала. Не тревожа ее сон, я вернулся к неубранному праздничному столу, налил и опрокинул в себя рюмку водки. Вихрь мыслей закружился в голове чуть быстрей.

Я только что жалел Феликса, но ведь я так же, как он, оказался по жизни банкротом, так же растратил себя понапрасну. Когда-то в юности мне казалось, что я добьюсь очень многого. Мне всегда хотелось быть воином, поэтому я тренировался и, наверное, поэтому в молодости встал на путь бандитизма, который мне тогда виделся более мужественным и лихим, чем любой другой. Слава богу, что этот путь был прерван волей моего отца, иначе сложил бы я свою буйную голову в какой-нибудь стычке или еще, что гораздо хуже, сделался наркоманом.

Сейчас мне 45 лет, основная часть жизненного пути уже позади, а второй жизни, как в компьютерной игре, у меня нет. Теперь мне, как говорится, мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Я устал и измотан, но силы у меня еще есть, и я свободен. Я хочу стряхнуть с себя немощь и двинуться в путь.

Знак того, что в моей жизни еще произойдет крутой перелом, лежит на столе – это вернувшийся кинжал. Его путь опять пересекся с линией моей жизни. Последние деяния тесака были под стать времени, в котором он оказался. Сейчас близится иная эра, и