Книга Кракен пробуждается. Паутина - Джон Уиндем

правнуков — всё достанется губернатору. Лучше лечь мертвыми на Танакуатуа, чем жить трусливо в изгнании.

Татаке напомнил о возмещении и о том, что их обещали вернуть обратно. Нокики плюнул.

Татаке заявил, что отвечает за жизни своих людей. Он не пошлет их в напрасный бой и не допустит, чтобы они умерли от смертельной пыли.

Нокики плюнул снова. Смертельная пыль — просто сказка, придуманная, чтобы выжить их с острова. В сказаниях ни о какой такой пыли не говорится. Лава, угли и пепел с огненных гор — это да, но не ядовитая пыль. Предположение, что они поверят в эту детскую сказочку, оскорбительно само по себе. Вождь Татаке боязливо печется о человеческих жизнях, но для него, Нокики, честь превыше всего. Честь, завещанная им отцами, дедами и далекими предками — вот что его заботит. Татаке толкует о жизни, но как жить, если предки тебя презирают? Как жить, зная, что в час твоей смерти Накаа запретит тебе вход в Страну теней и швырнет твой недостойный дух в яму с кольями, где ты будешь корчиться вечно? Гораздо лучше умереть сразу и с честью прийти к предкам в закатные земли.

Каждый из спорщиков крепко стоял на своем и вколачивал в свой палисад всё новые аргументы. Старейшины вставляли комментарии очень редко — в основном они, как молчаливый хор, поворачивали головы то к одному, то к другому и кивали, соглашаясь с обоими.

Смеркалось. Кроваво-красное солнце опустилось в морскую зыбь, небо украсилось стальными наконечниками копий, луна отбрасывала угольно-черные тени, а великий спор всё не утихал.

Гражданской войны на острове не случилось, хотя Нокики потому только не объявил свой джихад, что потеря воинов не дала бы ему после сразиться с настоящим врагом. Курс, избранный Татаке, он рассматривал как разложенческий, а самого вождя — как изменника священным традициям. Нокики снедало желание вступиться за правое дело, но стремление поберечь силы перевесило, и он нехотя решил отложить наказание святотатца на потом, когда будет покончено с бледнолицыми.

Месяц отсрочки прошел в состоянии нестойкого перемирия между двумя сторонами. Примерно три четверти населения стояли за вождя, остальные — за Нокики. Численный перевес уравновешивался тем, что Нокики поддерживали в основном молодые, полные воинственного пыла мужчины.

Так оно и шло, не считая отдельных перебежчиков; но месяц истек, и губернатор пришел на большом корабле, чтобы вывезти танакуатуанцев в чужие края.

Он с удовлетворением отметил, что островитяне хорошо подготовились к эвакуации. На пляже громоздились каноэ с рыболовными неводами, узлы и связки циновок. Среди плодов последнего урожая визжали привязанные за одну заднюю ногу свиньи.

Губернатор, съехав на берег, тепло поздоровался с вождем. Его приятно удивило, что жители этого захолустного острова, пользовавшиеся давней репутацией «трудных», так спокойно отнеслись к переезду. Он не знал, да и никогда не узнал, что без армейского офицера, рассказывавшего здешним людям о большом мире и оказавшего сильное влияние на вождя, сопротивление танакуатуанцев было бы почти стопроцентным.

Он одобрительно оглядывал берег, не одобряя, впрочем, многого, что переселенцы брали с собой. Про себя он определял это как барахло, но помнил, что главное сейчас — это такт.

— Молодцом, вождь Татаке, — похвалил он. — Прекрасно всё организовали. Ну что ж, будем грузиться?

Команда подошедшего к берегу катера подбадривала островитян, но те медлили. Лишь когда Татаке мягко произнес что-то на языке острова, они потянулись со своими пожитками на борт.

Татаке молча, почти неподвижно смотрел, как курсирует катер между судном и берегом. Когда погрузка на три четверти завершилась, губернатор сказал:

— Всё идет как по маслу. Перекличку сделали, вождь? Убедились, что все присутствуют?

— Здесь нет Нокики, — сказал Татаке.

— Как же так? Пошлите за ним кого-нибудь.

— Нокики не идти. Он дал клятву. С ним восемьдесят человек. Они остаться на Танакуатуа. Они дали клятву.

— Восемьдесят! Что ж вы раньше не сказали? Они должны уехать. Все должны. Я думал, вы поняли.

Татаке повел своими широкими плечами.

— Нокики сражаться. Они все сражаться. — В тот момент он почти пожалел, что не остался с ними.

Губернатор нетерпеливо цокнул языком.

— Чушь собачья. Очень жаль, что вы не сказали сразу. Они что, не подчиняются вам? — Видя, что Татаке не понял, он перевел: — Ты сказал Нокики ехать. Он не ехать?

— Нокики сказал сражаться, — кивнул Татаке.

— Чепуха. У меня приказ. Если сами не поедут, их вывезут силой.

Применять силу губернатору не хотелось, но он не знал, как быть в такой ситуации. Он посовещался со своими офицерами. Один из молодых адъютантов прошел по берегу к деревне, остановился у крайней хижины и на диалекте, близком к танакуатуанскому, стал вещать что-то в рупор кустам и деревьям. Поговорив минуты две, он опустил рупор и стал ждать ответа.

Ответ пришел в виде копья, вонзившегося в землю примерно в ярде от него. Решив, что в дальнейших уговорах нет смысла, молодой человек повернулся и неспешно пошел обратно. Второе копье вонзилось позади него на расстоянии фута.

Губернатор отправил на корабль записку, и десять минут спустя катер привез на берег отряд вооруженной полиции в касках. Командующий ими сержант переговорил с губернатором, с вождем, и полиция скрылась в джунглях, держа оружие наготове.

Недолгое время спустя в чаще опять заговорил рупор, а потом началась стрельба из винтовок и автоматов. Еще немного, и полицейские вышли из леса, конвоируя около сорока человек, обезоруженных и напуганных. О пулях, сшибающих ветки прямо над головой, в легенде о славной победе 1916 года не говорилось.

Доставив на место пленных, взвод ушел в лес за новой порцией. Из джунглей тем временем стали выходить по две, по три молодые женщины и присоединяться к обескураженным воинам.

Татаке пересчитал их и объявил, что у Нокики осталось всего около двадцати человек.

На этот раз полицейские попали в засаду, которая, однако, сработала преждевременно. Трое передовых бойцов, пронзенных копьями, не успели бросить свои гранаты со слезоточивым газом, но все остальные метнули их прямо в цель. На этом танакуатуанское сопротивление и закончилось. Силы порядка вернулись на берег с еще пятнадцатью заплаканными пленниками, неся одного убитого и двух тяжелораненых. Нокики среди пленных не было.

Губернатор в гневе повернулся к Татаке. Его подмывало сказать всё, что он думает о вожде, неспособном управлять своим островом, но он благоразумно воздержался и спросил только:

— Ну, теперь-то их осталось только полдюжины?

Татаке кивнул.

— Вот и прекрасно. Их честно предупредили. Я не стану больше рисковать своими людьми ради горстки упрямых олухов. Пусть остаются себе на погибель, — сказал губернатор и