Книга Гарри Оппенгеймер: бриллианты, золото и династия - Michael Cardo

осторожно заглянул в кабинет Джота, а затем направился в апартаменты председателя совета директоров. Как и предсказывал Акатт, Огилви Томпсон вскоре вышел на его след. Постучав в дверь своего босса, Джот поинтересовался у HFO: "Вы хотите, чтобы я что-нибудь сделал?". Оппенгеймер вежливо ответил: "Нет, спасибо", после чего Акатт демонстративно скомкал листок бумаги и выбросил его в корзину для бумаг. Затем он отправился на обед с председателем. Как только все закончилось, ДжоТ отправился за запиской. На ней было нацарапано: "Надо поговорить с Гарри о Джулиане"²⁹.

Scientia potestas est, и, несмотря на жажду знаний Огилви Томпсона (а может, и благодаря ей), он метеоритно поднялся в верхние эшелоны Anglo American и De Beers. В 1963 году Оппенгеймер назначил Джота - ему еще не исполнилось и 30 лет - членом советов директоров различных компаний. Джот с восторгом писал председателю: "Я знаю, что уже дважды говорил об этом, но я хочу... поблагодарить вас за вашу ошеломляющую доброту. Я действительно был потрясен и в какой-то степени смущен тем, что потворствовал этому".³⁰ Умелые помощники и близкие соратники председателя получали должности директоров. Некоторые из них могли быть выбраны в совет директоров или исполнительный комитет Anglo. Последний орган - опора Anglo и ключевой форум для принятия решений - собирался несколько раз в неделю и работал как своего рода комната партнеров: хотя дебаты были бурными, упор делался на поиск консенсуса, и решения обычно принимались без голосования. Релли был назначен директором Anglo American в апреле 1965 года; Грей Флетчер последовал его примеру в марте 1966 года; оба они стали членами исполнительного комитета Anglo в начале 1967 года.³¹ Огилви Томпсон вошел в состав совета директоров De Beers в 1966 году, а Anglo - в 1970 году. В 1966 году все директора Anglo American также были номинантами и акционерами компании E Oppenheimer and Son.³² Семейная холдинговая компания, преобразованная из государственной корпорации в частный концерн 1 февраля 1966 года, способствовала развитию "чувства единства корпуса" среди высшего руководства и персонала.³³ Это служило двум целям: предотвращало возможность внутреннего переворота и предотвращало опасность раскола в рядах в случае враждебного предложения о поглощении. Таким образом, контроль семьи Оппенгеймер над группой был эффективно закреплен через сеть родственных связей.

Недоброжелатели Anglo часто называли непотизмом практику, при которой в ближний круг председателя совета директоров попадали любимые придворные. Отмечалось, что все исполнительные директора Anglo были друзьями Гарри Оппенгеймера. "Это, безусловно, правда, и я не хотел бы оправдываться", - писал Оппенгеймер в своих мемуарах, - "Действительно, это, возможно, стало фактором, удерживающим вместе в приятной и выгодной ассоциации людей с очень разными взглядами, талантами и темпераментами". То, что Гэвин Релли назвал идеей "группы братьев", было близко сердцу HFO (и Эрнеста Оппенгеймера).³⁵ Критики Anglo считали, что покровительственный элитизм и самодовольная болтливость делают корпорацию неэффективной. В ответ на это HFO заметил: "Трудно объяснить, как, если все это правда, нам... удалось добиться значительного успеха"³⁶ Как и мандарины государственной службы, клуб общения мальчиков Anglo превратился в особую породу. Отполированные и до крайности уверенные в себе, они подражали манерам своих боссов. Они демонстрировали напускную скромность, говорили тихо и внимательно слушали, часто наклоняя голову на одну сторону. Они катались на лошадях в клубе "Инанда", плавали в загородном клубе Йоханнесбурга и летали по Африке на частных самолетах Англо. Как остроумно заметил Энтони Сэмпсон, "развитие Африки приносило не только финансовую, но и психологическую выгоду: именно их женам часто приходилось решать неразрешимые социальные проблемы черных семей на фоне промышленного прогресса"³⁷ Культивируя кадры доверенных лиц и помощников, Гарри Оппенгеймер начал свое председательство так, как собирался продолжать; и это, возможно, стало его самым значительным достижением за четверть века работы на посту председателя. Он укрепил, а затем расширил экономическое господство Anglo, опираясь на поддержку и преданность тщательно отобранной когорты близких коллег. Оппенгеймер расширял группу двумя способами: одновременным процессом международной диверсификации и быстрым разветвлением в различных секторах южноафриканской промышленности.

 

Иностранный капитал

 

Стремление к привлечению иностранного капитала составляет характерную нить в деятельности Оппенгеймера на посту председателя совета директоров Anglo и De Beers. Он считал железным законом южноафриканской экономической истории то, что с момента открытия золота на глубине страна зависела от постоянного притока иностранного капитала. Именно поэтому Оппенгеймер уделял много времени за границей продвижению инвестиций в Южную Африку. Речь перед Лондонским институтом директоров в 1959 году, озаглавленная "Является ли Южная Африка хорошим риском?", является довольно типичным примером. (Страна была "риском, который стоит принять", учитывая впечатляющий рост национального дохода в период с 1937 по 1957 год - с 375 миллионов фунтов стерлингов до 2 миллиардов фунтов стерлингов - и диверсификацию в обрабатывающую промышленность.)³⁸ На второй год своего председательства Оппенгеймер сообщил, что Anglo получила кредит в размере 4 262 000 фунтов стерлингов от Deutsche Bank, первый иностранный кредит от немецкого учреждения за почти сорок пять лет.Вместе с рядом других ведущих финансовых домов, специализирующихся на горнодобывающей промышленности, Anglo одновременно создала Американо-южноафриканскую инвестиционную компанию, и акции новой компании - в основном золотодобывающие - были представлены на Нью-Йоркской фондовой бирже.⁴⁰ Это существенно улучшило положение Anglo с точки зрения ликвидности. Даже в условиях растущей политической нестабильности Anglo смогла сохранить открытыми линии финансирования за рубежом.

Идеологический фанатик Х. Ф. Вервурд сменил Я. Г. Страйдома на посту премьер-министра после смерти так называемого Льва Севера в 1958 году. Контуры общественных дебатов продолжали определяться двумя противоборствующими силами расового национализма. Правящие африканерские националисты противостояли Африканскому национальному конгрессу (АНК) Альберта Лутули. Вервурд укрепил апартеид, приняв шквал законов, и сместил акценты в сторону раздельного развития и политики бантустанов, которая обещала черным землям независимость в конечном итоге. Однако в рядах АНК возникли трения. Обещание Хартии свободы о том, что "Южная Африка принадлежит всем, кто в ней живет, черным и белым", оттолкнуло жесткую часть африканистов. Вдохновленные зарождающимся процессом деколонизации и образованием независимых африканских государств, они стали говорить об "Африке для африканцев". В 1959 году под руководством Роберта Собукве эта фракция отделилась от АНК и создала отколовшуюся от него группу - Панафриканистский конгресс. Между тем, с самого начала своего премьерства Вервурду пришлось иметь дело со спорадическими, но серьезными беспорядками в черных районах в разных частях Союза. 21 марта 1960 года большая толпа африканцев, протестующих против законов о пропуске, двинулась к полицейскому участку в Шарпевиле под Вереенигингом. Полицейские запаниковали и открыли огонь, убив 69 африканцев и ранив многих других. Резня в Шарпевиле имела немедленные и