Книга Изгоняющий демонов - Виталий Дмитриевич Гладкий

на выход, и вскоре возле царского ложа остались только Эрибу и лекарь. Юноша покосился на своего начальника, но тот напустил на себя грозный вид, и Эрибу пришлось смириться с его присутствием. Все верно — за здоровье царя отвечал главный ашипу, и он просто не мог оставить юного знахаря наедине с правителем Земли Ашшур.

Эрибу снял повязку, которая закрывала рану, и почувствовал, как у него волосы зашевелились на голове. Ее не стали зашивать (решение было верным, отдал должное царским лекарям Эрибу), она гноилась, но это полбеды. Самым ужасным было то, что вокруг раны образовалось иссиня-черное пятно — яд постепенно пожирал живую плоть.

Нужно было принимать какое-то решение. Эрибу покосился на Кисир-Ашура. Тот был бледен, как полотно. Перед ними лежал не просто умирающий повелитель ашшуров, а их смертный приговор. В случае кончины царя лекаря и Эрибу оправят на эшафот; в этом ни один, ни другой не сомневались. Можно было только позавидовать жрецам, которые удалились из царской опочивальни…

Эрибу склонил голову, сосредоточился. А затем сказал:

— Нож!

Кисир-Ашур повиновался беспрекословно. Он не знал, что будет делать Эрибу; отчаяние вползло в его душу, и ашипу лишь молился всем богам, чтобы они помогли юноше. Лекарь подал Эрибу острый медицинский нож, и тот решительно взрезал рану. Из нее бурно хлынул гной. Кисир-Ашур остолбенело смотрел на действия своего помощника, не решаясь сказать даже слово, а Эрибу тем временем достал из своей сумки крохотный пузырек с притертой пробкой, открыл его, приподнял голову царя и влил ему в рот несколько капель густой жидкости.

Это было универсальное противоядие субарейцев. Прощаясь с Эрибу, Ушпия дал ему крохотный глиняный кувшинчик и сказал: «Береги это снадобье. Нет такого яда в мире, с которым оно не может справиться. Я не знаю его состав; к глубокому моему сожалению… Мне оно досталось от матери. Она была знатной целительницей, но ушла из жизни слишком рано. Я был тогда совсем мал и только начинал учиться врачеванию… Запомни — когда не сможешь известными тебе средствами справиться с отравой, которая попала в твой организм, и уже будешь стоять на пороге загробного мира, испей пять капель из этого сосуда. Но не больше! Иначе кровь хлынет к сердцу, и оно разорвется…»

Эрибу еще не доводилось испытать подарок субарейца. Он верил Ушпии, но все равно сомнения одолевали его. Вскоре тело царя изогнулось дугой, он протяжно застонал, а затем из раны бурно хлынула черная кровь вперемешку с гноем. Эрибу поднял руки вверх и, полностью отрешившись от окружающей действительности, начал творить древние заклинания, которые в свое время буквально вдолбил ему в голову субареец.

Кисир-Ашур потрясенно слушал юношу; язык, на котором тот говорил, был ему незнаком. Маг видел, как воздух над ложем царя сгустился, в нем словно засверкали крохотные красные молнии, — сначала высоко, почти под потолком помещения, а затем спускаясь все ниже и ниже. И в какой-то момент в красноватом тумане мелькнуло женское лицо. Лилу! Демоница бесилась, как полоумная. Она уже не пыталась, как в первый раз, когда Эрибу лечил туртану Син-ах-уцура, добраться до юноши. Видимо, сообразила, что это бесполезно. Лилу рвалась к распростертому в беспамятстве царю.

Но заклинания заковали тело Шаррукина в панцирь. Длинные черные когти демоницы царапали невидимую глазу преграду, высекая красные искры, и Кисир-Ашур даже зажмурился, чтобы не видеть ее буйства. Это его и спасло от неминуемой гибели.

Поняв, что до царя и юного колдуна ей не добраться, Лилу неожиданно бросилась на ашипу. Однако в этот момент лекарь плотно сомкнул свои вежды, и демоница не смогла проникнуть в глаза Кисир-Ашура, чтобы выпить до дна его душу. А в следующее мгновение Эрибу, который понял ее замысел, поставил между Лилу и ашипу защиту — ледяную стену.

Демоница даже не попыталась ее взломать. Завыв, словно раненая волчица, она превратилась в кроваво-красный вихрь, ударилась о потолок и исчезла, оставив после себя запах серы и еще чего-то, совершенно отвратительного…

Кисир-Ашур пришел в себя, когда Эрибу начал деловито бинтовать царя. Рана уже совершенно очистилась; кровь полилась алая, а затем и вовсе перестала идти. Омыв пораженное место крепким пальмовым вином двойной перегонки, Эрибу наложил на рану целебную мазь и присыпал порошком из смолы хвойных деревьев, который должен был ее подсушить.

— Хвала богам, — сказал юноша, — что повелитель так и не пришел в сознание.

— Уф-ф! — Лекарь смахнул обильный пот со лба. — Почему?

— Ему было бы очень больно…

— А… — Кисир-Ашур пощупал пульс, прислушался; царь дышал ровно, полной грудью. — Ты… видел?

— Что?

— Не что, а кого! — сердито сказал ашипу. — Лилу!

— Я не обратил внимания, — осторожно ответил Эрибу. — Мне некогда было присматриваться…

Ему не хотелось признаваться ашипу, что он, как и жрец, обладает магическим зрением. Эта особенность считалась большой редкостью даже среди выдающихся магов. Она была вроде высшей царской награды. Пусть лучше Кисир-Ашур думает, что только он обладает таким даром, чтобы ашипу не начала мучить зависть…

Шаррукин был безутешен. Неожиданно умерла его любимая жена Аталия, мать царевича Син-ахха-эриба. Нельзя сказать, что царица была красоты несказанной, но она обладала удивительно сильным характером. Одного ее слова хватало, чтобы жены или наложницы Шаррукина прекращали ссориться и оскорблять друг друга. Она и сына воспитала властным, смелым мужчиной, для которого даже авторитет отца нередко был на втором плане.

Возможно, царь и испытывал временами желание наказать строптивого царевича, но Аталия на корню пресекала такие попытки. Как она умудрялась это делать (Шаррукин был далеко не подарок; временами на него находили приступы бешенства, и тогда горе было тем, кто подворачивался под его горячую руку), никто понять не мог. Тем не менее в ее присутствии царь становился как шелковый.

Когда Шаррукин взял приступом столицу израильского царства Самарию, он не только