Книга Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма - Коллектив авторов -- История

в угольном трюме парохода «Дыхтау», их соседи, донцы, припомнили новороссийскую эвакуацию. Марковцам пришлось даже взяться за оружие.

Хуже обернулось дело с погрузкой 1-й батареи, пришедшей с Донскими частями. Ей было категорически заявлено одним из полковников Донского корпуса, что она, как принадлежащая к 1-му корпусу, должна идти в Севастополь. Несмотря на напоминание, что батарея была приказом прикомандирована к Донскому корпусу, и на указание, что погрузка батареи не только обязанность для донцов, а и вопрос чести, в штабе было коротко и ясно сказано: «В Новороссийске вашему корпусу не было дела до донских казаков, а теперь — нам до вас».

«К счастью, в батарее узнали, что среди военно-морских властей, ведавших погрузкой, находился капитан 1-го ранга Потемкин{136}, который, командуя морским отрядом, вместе со взводом батареи в феврале 1918 года оборонял Батайск. Капитан Потемкин дал ответ: „Прошу передать г-дам офицерам и солдатам старшей Добровольческой части, что для нее во всех случаях место найдется“. И место нашлось на железной барже — плавучем маяке. Ей не разрешили только взять орудия и лошадей. Вместе с ней были погружены команды двух бронепоездов и много других чинов и их семьи.

В темноте подошла батарея. Орудия остановились на молу у самой баржи. Распрягли лошадей, вынесли седла, замки и панорамы, погрузили пулеметы. Лошадей вывели за ворота во внутренний двор пристани. Трубач сыграл сбор, после чего орудийная прислуга столкнула в море одну за другой все пушки и зарядные ящики. Около 22 часов миноносец вытянул баржу на внешний рейд, где ее взял на буксир колесный пароход „Веха“».

В море

В ночь на 31 октября в Евпатории, на 2 ноября в Севастополе, на 3-е в других портах все суда, могущие вынести морское плавание с чрезмерной нагрузкой людьми, стояли на внешних рейдах и ждали сигнала об отплытии. Куда? В неизвестность. Все надежды обращались на генерала Врангеля.

* * *

На тральщике «412» утром бьют склянки с соблюдением уставного порядка — подъем Андреевского флага. На баке выстраивается Марковская учебная команда. «Смирно!» За кормой трепещет поднятый Андреевский флаг. Команда поет утренние молитвы. На палубе все стоят и крестятся.

Взоры всех направляются к родному берегу, уже отстоящему на 6–7 верст. В утренней дымке видна полоса земли, низменная, гладкая. Видны очертания Евпатории. «Красный флаг!» — кричит кто-то. Над каким-то зданием развевается победный флаг красных. Тяжелые невольные вздохи. Томительно протекает день. Сотни человек, может быть, до тысячи и больше, набившиеся во всех углах тральщика, старались как-то устроиться. Стали выбрасывать за борт длинные ящики со снарядами для морских орудий. Было больно…

К единственному орудию на тральщике подошла команда и… раздался выстрел, другой, третий. Орудие било по пустым баржам, топило их. Они оказались ненужными и обременительными. Марковцы в первый раз наблюдали, как тонут в море суда. Не далее как в версте от судов поднялось несколько фонтанов воды. Что это? Поняли не сразу. Это артиллерия красных пыталась обстрелять корабли, но снаряды не долетали. Это были последние снаряды красных по белым.

Вечер. На тральщике засвистали свистки, раздались команды. Опять выстроилась учебная команда. «Смирно!» Все встали. Одни сняли фуражки, другие взяли под козырек. Прошла церемония спуска Андреевского флага. Учебная команда спела вечерние молитвы, а затем, собравшись в круг, запела добровольческие песни: «Пусть свищут пули», «Вскормили вы нас и вспоили Отчизны родные поля». Наступила ночь, и все стали укладывать спать. Тяжелые думы… Отрывочные разговоры…

В указанные часы корабли стали уходить в море, взяв направление на Босфор. Всего 126 судов с 145 693 человеками, не считая судовых команд. На многих из них марковцы. Сколько их, никто не знал, так как грузились они в разных портах и на разные пароходы. Всюду их было немного в сравнении с людьми других частей. Беспокойство о своих: погрузились ли? Все, кто мог, старались выбраться на палубы, чтобы видеть удаляющиеся берега.

— До свидания, Родина! — говорили одни.

— Прощай! — говорили другие.

Кругом безбрежное море, к счастью не слишком бурное. Однообразная картина. На кораблях теснота. Некоторые плывут с креном то на один, то на другой бок. Постепенно как-то разместились равномерно, отвоевывая места у ранее погрузившихся, расположившимися «с удобствами» и даже с большим багажом. Происходили крайне неприятные столкновения между бойцами и гражданскими и тыловыми лицами, заботившимися лишь о себе и о своих вещах.

Сразу же возник вопрос о питании. Бойцы погрузились почти ничего не имея, в то время как остальные имели мешки со всякого рода продуктами. И опять борьба, окончившаяся реквизицией провизии. Нужно было наладить приготовление и выдачу пищи и запаса питьевой воды, бывшего на пароходах. На тральщике «412», на «Бештау» взяли власть в свои руки марковцы. Назначенные от них коменданты трюмов вели учет людям, наблюдали за порядком. Была объявлена мера пресечения беспорядков — выброска за борт.

1-я батарея плыла на плавучем маяке, взятом на буксир колесным пароходом «Веха» и, в свою очередь, взявшем на буксир небольшой испортившийся пароход. Вахты для наблюдения за буксирными тросами и у штурвального колеса несли чины батареи и команда бронепоездов. Дважды рвались тросы, вызывая панику среди пассажиров. Чтобы дать знать на «Веху», батарейцы открыли огонь из пулемета, а для подбодрения пассажиров запели бравурные песни. «Веха» сама почувствовала, что трос порвался, остановилась и скрепила его. Пассажиры, однако, не успокоились от возмущения «неуместными» песнями марковцев.

Новая беда — маленький пароходик дал течь. Пришлось его пассажиров перегружать на плавучий маяк, всего 36 человек. Переполненное суденышко могло принять их, но не их багаж, оказавшийся огромным. Это вызвало возмущение его обладателей; они даже угрожали револьверами. Но караул 1-й батареи допустил к посадке лишь лиц с ручным багажом. Первый же огромный чемодан какого-то генерала полетел обратно на тонущий пароход. Стрелять не пришлось, но приклады все же были пущены в ход. Против пассажиров этого пароходика было уже огромное возмущение: они имели значительный запас питьевой воды, но отказались дать какую-нибудь часть хотя бы для