Книга Капитан Ришар - Александр Дюма

Он послушно пошел за девушкой, и в то время как старик, переводя взгляд с Лизхен на своего гостя, задавал себе вопрос, кто бы это мог быть и почему он пустился на поиски пастора Штиллера, молодой человек открыл дверь и скрылся в комнате.

Едва за ним закрылась дверь, как Лизхен почувствовала, как силы оставили ее, и опустилась на стул.

Пастор подошел к ней и, подняв глаза к небу, сказал:

— Боже мой, благодаря тебе он спасен! Теперь мне остается спасти ее!

И, протянув руку Лизхен, продолжал:

— Ну-ну, дитя мое, мужайся!

— Что вы хотите сказать, отец мой? — спросила девушка, живо поднимая голову.

— Я хочу сказать, мое бедное дитя, что ты любишь этого молодого человека!

— Его? — в ужасе спросила Лизхен.

— Да, его, — ответил старик.

— О нет, отец мой, — воскликнула Лизхен. — Клянусь вам, что вы ошибаетесь!

— Зачем ты пытаешься солгать, Лизхен? Ты же знаешь, что лгать мне бесполезно.

— Я вам не лгу, отец… или, по крайней мере, могу вам поклясться в одном.

— Ты клянешься!

— Да, на могиле моей сестры Маргариты!

— А в чем ты клянешься, дитя мое, такой святой клятвой?

— В том, что этот молодой человек никогда не будет для меня никем!

— Ты его не любишь?

— Я не только не люблю его, отец, но он приводит меня в ужас!

— Он пугает тебя?

— Отец, во имя Неба, не будем говорить о нем!

— Напротив, давай поговорим о нем… Он пугает тебя! Что же тебя в нем пугает?

— Да ничего… Боже мой, не слушайте того, что я говорю: я сошла с ума!

— Так в чем же дело?

Вместо ответа Лизхен попятилась, пристально, со страхом глядя на дверь.

— Отец, господин Шлик! — пробормотала она. — Зачем он опять пришел?

Пастор обернулся и действительно увидел капрала: тот стоял на пороге.

XXIII

ЦЕНА ГОЛОВЫ

У Шлика был неуверенный вид; в руке он держал карабин, и это указывало на его более враждебные намерения, чем при первом его визите, поскольку тогда он явился без оружия.

Пастор вопросительно посмотрел на него.

— О да! — сказал Шлик. — Вы полагали, что отделались от меня, господин Вальдек? И я так думал; но знаете, человек предполагает, а Бог располагает!

— Да, я знаю это, но что мне неизвестно…

— … так это то, что меня привело к вам снова… Я хорошо понимаю… Черт побери! Это так трудно сказать…

— Говорите, господин Шлик.

— Господин пастор, перед вами человек, который чувствует себя попавшим в более затруднительное положение, чем кто-либо другой во всем Рейнском союзе.

— В затруднительное положение? Как так? — спросил пастор, а Лизхен, задыхаясь, глотала слова капрала по мере того, как тот их произносил.

— Я сказал вам недавно, — продолжал Шлик, — что ожидаю новых сведений.

— Да.

— Так вот, вернувшись домой, я их нашел.

Затем, подойдя к пастору, он проговорил:

— Кажется, что тот, кого мы разыскиваем, гораздо более опасный человек, чем мы думали.

— Боже мой! — прошептала Лизхен. — Значит, еще не все кончено?

— Более опасный, чем вы думали? — повторил старик.

— Настолько опасный, что его голова, господин Вальдек, оценена…

Лизхен бросила быстрый взгляд на комнату сестры, но капрал перехватил даже этот мимолетный взгляд Лизхен.

«Очень хорошо, — сказал он про себя, — значит, наш парень еще не ушел!»

— … оценена? — спросил пастор, помнивший о слабости капрала Шлика к деньгам и понявший, что борьба снова начинается.

— В две тысячи талеров всего лишь, господин Вальдек.

— И что же? — сказал пастор, давая таким образом капралу свободно высказаться.

— А то, что тот, кто его схватит, получит неплохой куш — вот что я говорю.

Лизхен, мертвенно-бледная, обменялась взглядом, полным ужаса, со своим отцом.

— Не считая повышения в чине, — добавил капрал.

— Повышения в чине? — повторил пастор.

— Конечно! Вы отлично понимаете, господин Вальдек: если заговорщика арестует капрал — он станет вахмистром, если это будет вахмистр — он станет младшим лейтенантом; а между тем, так как того непременно поймают…

— Шлик, что вы такое говорите? — воскликнул пастор.

— Я говорю, что его непременно поймают, господин Вальдек, если не здесь, то где-нибудь недалеко… И я вернулся, чтобы сделать вам одно предложение, справедливость которого вы поймете.

— Какое предложение?

— Так вот, мне кажется, что лучше я получу эту премию и повышение, чем кто-нибудь другой.

— Несчастный! — воскликнул пастор.

Лизхен, не проронив ни слова, протянула обе руки к капралу.

— Проклятие! — продолжал Шлик. — Я жандарм, господин пастор, а две тысячи талеров — это мое жалованье за два года.

— О!.. И вы господин Шлик, столь великодушный только что, за такую жалкую сумму…

— Черт побери! Господин Вальдек, что вы говорите! Две тысячи талеров — это не жалкая сумма, а в те времена, когда я рассказывал свои истории начальнику главного штаба, я часто рисковал своей головой за пять сотен!

— Но, несчастный! — воскликнул пастор. — Этот человек, голова которого оценена, один из ваших бывших братьев по оружию!

— Я это отлично помню, — сказал, почесывая ухо, Шлик, — и это меня огорчает.

Лизхен несколько воспряла духом.

— И вы, Шлик, хладнокровно позволите его расстрелять?

Девушка почувствовала, как ее охватила дрожь.

— Черт возьми, господин Вальдек! Я в полном отчаянии! — ответил капрал. — Но что вы хотите? Сейчас деньги — вещь редкая, и, поймите меня, если надо подняться лишь на двенадцать ступенек, чтобы на тринадцатой подобрать мешок с двумя тысячами талеров… черт! это очень заманчиво!

И при этих словах жандарм, чтобы не оставить никаких сомнений у пастора, бросил взгляд на дверь комнаты второго этажа.

— О! Вы, господин Шлик, вы такой честный человек, — прошептала Лизхен.

— Вот именно, фрейлейн, — сказал Шлик, прервав ее на полуслове, — и остаюсь честным человеком, поскольку я жандарм, а мой долг арестовывать людей в случае необходимости.