Книга Наследник огня и пепла. Том IV - Владислав Добрый

отозвался лысый.

— Ну! — кивнул усатый.

— А вы Гута Синего знаете? Я ему на свадьбе пел. Великий человек!

— Не знаю я никакого… — усатый начал закатывать рукава. Ага, одежда штука ценная, а кровь не отстирывается.

— А должен бы быть. Синий Гут у них вроде сотника! — одернул его лысый другим, резким голосом.

Усатый застыл, размышляя.

— А если не знаем мы никого из их костоломов, тогда что? — спросили из толпы.

— А вы из пивоваров? — тут же повернулся обратно к усатому лысый.

— А то не видно! — набычился усатый. И двинулся на лысого. — Щас я тебе метку на рожу поставлю, чтобы сразу понимал…

— А я знаю песни о битве у Стен! — выкрикнул лысый, проворно отскакивая от усатого. Хотя он явно был раза в полтора тяжелее, играли они настолько правдоподобно, что это усатый казался огромным амбалом, нависающим над мелким лысым. — Сердце пламенем пылает, кровь горячую неся, пивовары запевают, будет сеча хороша! Слышали?

Усатый остановился и задумался. Словно прислушиваясь к себе.

— То есть надо перед тем как тебе в морду дадут, еще и в хрен его поцеловать? — прокомментировал ехидный голос из толпы.

— В хрен мужика своего будешь целовать, коровья ты лепешка! — злобно гаркнул лысый, мгновенно стряхнув с лица добродушно-туповатое выражение. — Я вам, козьи вы катышки, простую вещь сказать пытаюсь! Вы, дерьмо старого золотаря, должны к каждому уметь подход найти. К себе расположить. Каждому что-то хорошее сказать. Но с пониманием! Крестьянам говори, что одежда у него хороша! Они в лучшем в город идут! Студентам, что лицо у них умное! Рыцарям, что магия их сильна! Кому чего не хватает, то у него и хвали! Но с умом, ласково. Человек сам понять не должен, почему он тебя видит и улыбаться начинает! Вы мне, гоблинский выпердеж, мне тут шутки шутить удумали? А вот ща скажу чтобы по пять палок каждому всыпали. Ты! Да ты! Ты стоишь на ярмарке, сказ говоришь! Рядом с тобой… Мужик в кожаной куртке без рукавов, с красными руками и в платке. И в тебя персиковыми косточками швыряет! Что сказать надо? Что заткнулся? Быстрее, пока остальные на ярмарке к нему не присоединились! Дайте ему в ухо, за дурость! Кто ответит?

В этот раз все молчали. Лысый прошелся перед сидящими. Знаком показал усатому сесть обратно.

— Ну смотрите. Руки красные, платок на голове и кожаная одежда — дело ясное, красильщик. Значит в городе по делам. Значит пьет или от радости, или с горя… — начал объяснять лысый.

Мы въехали в открытые ворота и стало слишком шумно. Поэтому я так и не узнал, как расположить к себе красильщика. А было даже интересно.

Гвена плотно тут обустроилась. Как я понимаю, тут у неё целая школа уличных сказителей и музыкантов. Образовательный центр.

Меня приняли стражники и взяли в оборот. Я даже цель визита не сразу сумел упомянуть. Мне пришлось мужественно отвергнуть немудреный праздничный стол, но мудро принять приглашение в домовой храм. Где я выразил почтение предкам латников, охраняющих «Соленое». Это, оказывается, уже второе поколение. Не забыл поставить крохотный кувшин вина статуэтке «Великой матери» и восхититься своими почетными грамотами, которые стали частью святилища. Их теперь хранили в аккуратных кожаных футлярах. Даже на вид дорогих, стоят наверно, как хорошие наручи.

Только после этих обязательных действий, я посчитал что приличия соблюдены и попросил привести ко мне Гвену.

Моё пожелание вызвало смущенное молчание. Я не сразу понял, что идти к ней латники откровенно побаиваются. А послать меня, тоже вроде как, не совсем прилично. Впрочем, несмотря на некоторую заминку, меня отвели к той самой, свежепостроеной башне. Я отметил толстые стены, когда зашел в низкую дверь.

Запахи деревенского быта изобилуют ароматами животных и процессов разложения, но мощный дух встретивший меня внутри, даже на этом фоне, обескуражил. Первый этаж башни был разбит на тесные клетушки, с деревянными дверьми-решетками. За ними было просто битком набито людьми. Изможденные люди испуганно жались в стороны. Правда один, заросший бородач, напротив, кинулся ко мне с криками, что он невиновен. И даже успел цапнуть за рукав. Но присутствующий тут же надсмотрщик тут же ударил бедолагу по руке дубинкой. Я не удивлюсь, если он сломал ему кисть. Протиснувшись мимо камеры и надсмотрщика я буквально вбежал вверх по узкой лестнице. Второй этаж башни был не достроен. Опорные балки для пола уже лежали. К одной из них был подвешен голый, заросший бородой мужчина. Довольно сильно избитый. Рядом с ним стояла Гвена. И медленно резала его крохотным, но явно очень острым ножиком.

Несчастный бился в веревках от боли и мычал сквозь кляп.

— Потрепыхайся, потрепыхайся, — похохатывал рядом с Гвеной угрюмый хмырь. В нем я, не без удивления, узнал предводителя убийц, когда-то давно напавших на меня прямо в моем доме. Сейчас он был одет как зажиточный горожанин. Из образа выбивалась толька алебарда и длинный меч на боку.

— Ой, Магник! — Гвена наверняка услышала мои шаги еще когда я поднимался по лестнице. А увидев кто именно к ней пожаловал, она всплеснула руками и кинулась мне на шею. К счастью, предварительно сорвав с себя забрызганный кровью кожаный передник. От неё пахло кровью и человеческим говном. Выглядела она счастливой. Я, несколько грубовато, отстранил её.

— Что тут происходит? — рявкнул я, с неудовольствием отметив, что мой голос дрогнул.

— Да вот, вопросики хочу задать. А перед вопросиками надо человечка слегка размять. Ну и остальным показать, что будет, если молчать, — Гвена кивнула в сторону.

Я только сейчас огляделся. По углам сидело несколько бандитского вида хмырей. И висело на балках еще несколько человек.

— Кто это? — спросил я, кивнув в сторону пытаемого.

— Ты не помнишь? Он нас убить хотел, помнишь. У него еще мой меч раньше был. Злючка такой был. Да помнишь же. Тут его все называют сеньор Злой, но я просто Злючкой. Он так злииится, когда это слышит, — и Гвена обезоруживающе засмеялась.

— Узнал, — процедил я, стараясь сдержать внезапно поднявшуюся во мне волну недоумения и злости. Похоже, поставить во главе секретной службы демона, оказалось совсем не такой уж и хорошей идеей.

— Магник, ты не думай, — хлопнула меня запачканной