Книга Дик - Элен Форс

таким желанным и сладким, она так жадно двигала своим язычком.

От разочарования, не получения желаемого становится отвратительно. Закрываю глаза и вспоминаю лицо Лины с пухленькими щечками и широко распахнутыми глазами, она постоянно слегка приоткрывала губы, как будто была немного удивлена.

У нее потрясающие губы, две спелые вишенки.

Пока Люба обрабатывает мой ствол, я думаю о другой, представляю другую. Настраиваю себя, представляю, что сейчас рядом со мной Ангелина.

Блядь, что бы мне кончить — мне нужно думать о ней!

Твою мать!

Черт!

Блядство.

Телефон начинает разрывать от звонка. Нехотя протягиваю здоровую руку и смотрю на экран. Отец.

Чем ты сможешь мне помочь? Убить Буркова?

Хотя, я был бы за это благодарен. Убить его к чертовой матери.

— Да. — отвечаю я, показывая жестом, чтобы Люба не прекращала.

— По твоему делу появился еще один подозреваемый. — слышу как отец усмехается. — Кто-то помогает тебе выбраться из этого дерьма?

Ничего не отвечаю. Да, мне помогают. Ангелина, блядская дева Мария, жертвенница драная. Вот условия ее договора. Моя свобода на ее. Дура. Безмозглая кретинка.

— Я договорился встретиться с одним человеком. Он поможет тебе.

— С кем? — скептически отношусь к его предложению. Настрой близится к нулю и такое впервые, но хер так и стоит колом. Любаша вон не сдаётся, работает только лучше.

— Не по телефону. Заеду через час.

Отец отрубается.

У меня пропадает желание.

Отец приезжает минута в минуту, будто за углом стоял и ждал, когда нагрянуть. Пунктуальности ему не занимать.

Весь в черном с хмурым выражением лица он напоминает итальянского мафиози. Тёмные волосы аккуратно зачёсаны назад, седина почти не тронула его.

Интересно, после смерти матери, была ли у него женщина? Говорю — не о случайных связях, а о женщине, которая бы жила с ним, грела постель и заботилась о его самочувствии.

За долгое время впервые задумываюсь о его чувствах. В детстве я считал, что папа ни с кем не может быть кроме мамы, но сейчас мне не семь лет. Я понимаю, что человеку нужен человек, и ему за столько лет нужно тепло.

— Куда мы едем?

— На встречу с одним знакомым. — отвечает он уклончиво. — Ты что-нибудь слышал о Луке Гроссерия?

— Да. — отвечаю сразу же, глядя на отца с нескрываемым удивлением. — Но откуда ты его знаешь?

Лука Гроссерия — олицетворение власти, серый кардинал. У него нет должности, но он может приказывать многим в правительстве. У него армия, агенты по всему миру. Откуда отец может его знать и даже выбить встречу с ним.

— долгая история. — отец хмурится еще сильнее. — Будем надеяться, что он захочет помочь тебе.

Захочет… Я отношусь к этому человеку двояко, он просто не нравится мне. Такой же психически нестабильный бандит, как и все.

Мы останавливаемся у гостиницы в самом центре, но я не удивлён. Вряд ли такому человеку хочется говорить о делах в шумном ресторане. Он должен быть очень скрытен.

Когда мы выходим, водитель отца отъезжает, оставляя нас одних у входа.

— Веди себя хорошо, чтобы мне не было стыдно за тебя.

— Мне уже не пять, пап! — строю гримасу и захожу за ним в старинное здание, в котором пахнет лавандой и кофе.

Нас тут же встречает двое мужчин в одинаковых костюмах, которые молча осматривают нас и проверяют содержимое наших карманов. У обоих армейские стрижки и строгие выражения лиц. Бывшие силовики.

— А гостиница сегодня закрыта? — интересуюсь я у них, потому что не вижу ни одного гостя в лобби.

Отец закатывает в глаза.

Мой вопрос игнорируют.

Нас ведут по богато обставленному коридору в ресторан, в глубине которого за столом сидят двое мужчин. Трудно угадать кто из них Лука Гроссерия. Один русый с густой бородой, а другой шатен с легкой щетиной. Оба в идеально скроенных костюмах, стоимость который переваливает за миллион.

В Африке голодают дети, а на них надето по машине…

Один из них курит, медленно выпуская дым изо рта. Максимально расслабленный и неторопливый.

Когда мы подходим, мне удается ближе рассмотреть их. С первого взгляда идентифицирую Гроссерия.

На щеке фирменный шрам. Тонкая полоса.

Меня пугают его глаза, совершенно пустые, без единой мысли и эмоции. Каменное выражение лица. Он словно восковая фигура.

— Лука Ханзиевич. — отец протягивает руку и мужчина принимает ее, пожимает. — Майлз. Спасибо, что уделили время.

Правая рука Луки. Майлз. Выглядит мягче, чем он, но так ли это? Мужчина тоже работает глазами, как сканером.

— Добрый вечер. — говорит Майлз, пожимая нам руки. Лука не удостаивает меня приветствием.

Мы садимая напротив, и к нам тут же подходит официант предлагая напитки. Зал закрыт только под нас.

С интересом рассматриваю человека, о котором боятся говорить, но любят пошептаться.

Трудно с точностью определить его возраст. Нет седины и возрастных морщин, но он не молод, холодные глаза придают ему возраста. Он давит одним присутствием на окружающих, очень крупный. Огромные ладони удерживают стакан с виски. Лука крупнее среднестатистического мужчины раза в два.

— По телефону я уже говорил о нашей проблеме. — начал отец. — Сами мы не можем решить эту проблему. Нам нужна помощь.

Когда отец заканчивает говорить, Лука оборачивается ко мне, смотрит на меня оценивающе, продолжая курить. Я бы и сам сейчас затянулся.

— Я сниму с тебя обвинения. — говорит он. — Завтра утром в тюрьму сядет виновный. Мои люди должны поймать его с минуты на минуту.

Он говорит это с невероятной легкостью. Как будто ловить преступников — это два пальца обоссать.

— Но? — спрашиваю я, чувствуя, что за его речью будет но. Не просто так он сказал это все. Он усмехается.

— Но… Бурков очень важная шахматная фигура, которую, если скинуть с доски, то будет шах и мат не в мою пользу. — он тушит сигарету и откидывается на диване. — Несмотря на всю его вредоносность, он сдерживает паразитов. Убивать его было бы глупо.

— Каким же образом?

— Если бы не его клубы веселых и находчивых — они все бы вышли на улицу, чтобы насиловать и убивать… а так они находят людей со схожими интересами и веселятся в красных комнатках. Почти никому не мешают.

— Я все равно его убью. — когда произношу это, понимаю, что не хочу упрятывать его за решетку. Только смерть. Гребаный извращенец должен покоиться в земле.

Лука кивает, соглашаясь.

— Да, пожалуйста, но только после того, как кое-что сделаешь для меня.

***

Ангелина

Месяц спустя.

— Боже, моя дорогая, ты так похудела! — Мама помогала застегнуть мелкие пуговицы на белом платье вдоль всей спины. Они были очень маленькими и нужно было приложить немало усилий, чтобы их