Книга Стеклянный дом - Ева Чейз

веселой и живой, почти искрящейся. – Вот, держи одеяло.

– Спасибо. – Ее тело впитывает прикосновение его пальцев к шее и ланолиновый запах шерстяной ткани.

Рита допивает пиво – она так рада, что у него есть только пиво, ничего сладкого и шипучего в дурацких бутылочках, как будто он точно знал, что именно ей нравится, – и украдкой смотрит на губы Робби. На колючую, как у кактуса, щетину над верхней губой. Вот бы запомнить это, запомнить в точности и запереть воспоминание под стеклом.

– Давай-ка еще. – Робби открывает новую бутылку пива, прохладного, прямиком из пластикового ведерка со льдом, и передает ей, наклоняясь ближе, прижимаясь к Рите мускулистым боком. Он задевает ее ногу своей, но не убирает. Дистанция исчезает. Рита улыбается.

Собака смотрит снизу вверх, переводя взгляд с нее на него и обратно, как усталая дуэнья.

– Мне нельзя возвращаться на работу пьяной.

– Почему нет? Обратно пойдем пешком. По пути протрезвеешь.

– Хорошая идея, – тихо соглашается она. Ей не хочется трезветь. Наоборот, хочется напиться в стельку и никуда не уходить.

Кажется, что лес вокруг выращен специально для них. Деревья скульптурные, как бонсай, будто кто-то специально придал им такую форму, чтобы пропускать идеальное количество света – волшебного, будто под водой – и создавать густую тень, которую облизывают дрожащие языки костра.

Рита гладит собаку по жесткой шелковой макушке, потому что руки вдруг жаждут к чему-нибудь прикоснуться. Когда она поднимает взгляд на Робби, тот уже смотрит на нее. Рита улыбается. Стаскивает с себя розовый кардиган – почему-то вдруг стало жарко, как в полдень, – и думает, что во вселенной, видимо, произошел какой-то сбой. Почему она раньше не заметила, насколько Робби привлекателен? Когда у нее еще был шанс. Когда он еще хотел поцеловать ее. Теперь она сама превратилась в клубок спутанных чувств, которые не находят выхода. Внизу живота скапливается тяжесть.

– Ну что, Рита? – дразнит Робби.

– Что? – Она подается к нему навстречу, вытягивает одну ногу из-под складок юбки, в кои-то веки не стесняясь своих длинных конечностей. Она что, флиртует? Так вот он какой, этот флирт? Ей нравится.

Весь вечер пронизан этими моментами, когда напряжение нарастает, чтобы снова ослабнуть и перерасти во что-то новое. Ветер поднимает и уносит искры костра. Собака прикрывает свои внимательные глаза и засыпает.

– Мы в тот раз так и не потанцевали. – В его голосе слышится улыбка. И намек на что-то еще, который сладко вонзается в ее тело.

– Я слишком высокая для танцев, – говорит она, хотя сегодня ей все равно, какого она роста, да и ему, кажется, тоже.

Робби легко поднимает ее за руку, будто пушинку.

– Ты великолепна, Рита.

Она смеется, так сильно запрокинув голову, что хохолок на макушке выбивается из плена заколки.

Когда он сбрасывает ботинки, Рита медлит, но потом решает, что уже не ненавидит свои ноги, и следует его примеру. Земля мягкая на ощупь. Рите хочется стянуть с Робби рубашку и вдохнуть запах его кожи. Деревья шевелятся и покачиваются, пока они танцуют. Собака отползает подальше, когда они падают на землю, когда травинки и папоротники путаются в волосах, одежда исчезает, слышится дыхание, переплетаются тела, и вот уже Рита впервые остается полностью обнаженной перед мужчиной, лишенная всего, за чем она пряталась всю жизнь, уязвимая, испуганная, окрыленная радостью.

Но потом он видит их. Его лицо мгновенно становится серьезным. Робби обводит шрам на животе, похожий на молнию, кончиком пальца. Рита не может произнести ни слова. Боится, что умрет от стыда и желания. Ее шрамы всегда вызывают отвращение. Фред даже смотреть на них не мог.

– Что с тобой случилось? – спрашивает он.

Ей больше негде прятаться, поэтому она рассказывает. Не только про саму аварию: рыжий олень, вспышкой сверкнувший на дороге; машина, резко свернувшая в сторону и влетевшая в дерево; как ее первой – и единственной – успели спасти, вытащить из огня. Но и то, что было потом. Как она пролежала в больнице шесть месяцев, почти все время глядя в потолок с флуоресцентными лампами, пока ее ноги, все в металлических штырях, находились в подвешенном положении, и пытаясь мысленно отменить случившееся, повернуть время вспять, снова собрать воедино разбитую машину и переломанные тела. Чтобы пламя погасло. Чтобы все трое снова сидели у костра и стрелки отцовских часов навсегда остановились на пяти минутах второго.

– Мне так жаль, Рита. – Робби прижимается лбом к ее лбу, как будто хочет, чтобы вся эта боль перетекла из ее головы в его.

– Есть еще кое-что. Об этом знают немногие. Моя… моя тайна. – Ей больше нечего терять, так что она рассказывает ему о том дне, когда доктор подошел к ее кровати и сказал старой Нэн: «Боюсь, новости не очень», а та задумчиво облизала зубы и ответила: «Ну, хоть лицо уцелело».

Нэн объяснила все только после того, как Риту выписали из больницы. Понизила голос, чтобы соседи не услышали, и сказала: «Никогда сразу не рассказывай об этом мужчине, иначе не продвинешься дальше знакомства. Дождись подходящего момента, когда он полюбит тебя за твою душу, Рита, и вот тогда у тебя, возможно, будет шанс».

Она объясняет, что с Фредом «подходящий» момент все никак не наступал. После того как он сделал ей предложение, ей не хотелось все портить, тем более они так редко виделись – она была в Лондоне с Харрингтонами, Фред в Торки. Но он, не умолкая, рассуждал о детях, о том, как ему нужен сын, который продолжит семейное дело и будет большим и сильным, прямо как Рита, а от отца унаследует талант определять самый мясистый кусок голени и грудинки, самый сочный язык.

Что ей оставалось делать? После замужества она вряд ли смогла бы из месяца в месяц притворяться, что им просто не повезло. И разве он не говорил, что безумно ее любит? Так что она позвонила ему из телефонной будки на углу улицы, где стоял дом Харрингтонов: «Я инвалид, Фред. По этой части. У меня не будет детей». Молчание тянулось целую вечность. «Но я бы никогда не позвал тебя замуж, если бы ты мне сказала», – произнес он в конце концов. И она поняла, что всегда это знала.

Ну вот. Тайна раскрыта. Рита смотрит в небо. Лунный свет стекает по ее обнаженной коже, как капли дождя.

– Повезло, – говорит Робби.

– Повезло? – повторяет она с глухим смешком. Сердце ноет, как одна сплошная ссадина.

– Фред показал свой истинный характер раньше, чем ты успела отправиться с ним к алтарю. – Он перекатывается на нее, прижимает к