Книга Без масок - Николай Александрович Метельский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скорей бы уж это все закончилось.
Уже на следующий день в Токусиме нам делать было нечего, но вылет самолета, который должен был увезти всех разом в Токио, был запланирован только на вечер. А утром после пробежки, тренировки и завтрака ко мне подошел Казуки.
– Синдзи-сан, – заговорил он, смущаясь. – У меня к тебе просьба.
– Говори, – кивнул я с улыбкой. – Помогу чем смогу.
– Надо кое-куда съездить, – произнес он, не поднимая глаз. – Только не спрашивай куда, это сюрприз.
– Хм… – выдал я многозначительно. – Ну раз сюрприз, то не стану. Намекнуть-то хоть можешь? Мне ж любопытно.
– Не могу, – ответил он. – Ты скоро сам все поймешь.
– Ну как скажешь… – протянул я.
Мне и правда было любопытно. Предположений в голове крутилось столько, что проще и вовсе об этом не думать.
Куда-то там мы отправились в полдень. Не только мы с Казуки, но и наши друзья и Атарашики. Признаю, я не утерпел и попытался по-тихому выяснить у них, что они знают. Не получилось. Атарашики молчала и ухмылялась, а друзья, как мои, так и Казуки, сами были не в курсе. Так я еще и спалился, поймав его укоризненный взгляд. Ну нет и нет, потерплю.
Со мной в машине ехал Казуки, остальные расположились в других авто и следовали за нами. Вживую я Токусиму плохо знал, но вот названия улиц, приметные места и сама карта города из памяти никуда не девались, так что куда мы едем, я стал подозревать уже на полпути, а когда увидел в окне толпу людей, убедился точно. Главная площадь Токусимы. Вряд ли все эти сотни… хм, или тысячи? Вряд ли все эти люди собрались тут просто так. Вышли мы на восточной стороне площади, возле огромного торгового центра, но, судя по деревянной площадке возле здания, внутрь мы не пойдем.
Да что тут, блин, происходит? Это как-то связано с днем рождения Казуки?
Я шел за своим воспитанником прямиком на временную сцену, в то время как Атарашики придержала наших друзей, собрав их в кучку неподалеку. Присутствовали тут и камеры. Большие, профессиональные – такими телевизионщики пользуются. Поднявшись по небольшой деревянной лестнице, прошли чуть вперед и остановились в центре сцены. Я к тому времени уже и не думал о том, что здесь происходит, пытаясь абстрагироваться от накатывающих на меня эмоций. Целого моря эмоций. Первый раз с таким сталкиваюсь. Я ведьмак, с эмпатией у нас все непросто, ощущать я могу только очень сильные эмоции, и, стоя перед многотысячной толпой, я ощущал себя словно на берегу моря. Целого моря предвкушения, радости, гордости… воодушевления, если я правильно разобрал эту эмоцию. Еще и Казуки за правым плечом фонить этим самым возбуждением начал. Это не первая толпа, которую я вижу, но чтобы такое количество людей разом испытывало столь сильные чувства, да еще и направленные на меня – такого со мной никогда не было. Это сбивало с толку, мешало думать, захлестывало с головой, мне приходилось прилагать усилия, чтобы держать лицо, иначе я даже и не знаю, на кого был бы похож.
И да, здесь не просто несколько тысяч людей, их тут десятки тысяч. Наверное, и больше пришло бы, но площадь и так не могла вместить всех желающих, так что заполнены были и три широкие улицы, ведущие с площади. Вышедший вперед Казуки занял место чуть правее от меня.
– Я не специалист в красивых речах, Синдзи-сан, – произнес он. – Поэтому буду краток и лаконичен. Вам нужен меч. Клинок, который не будет ощущаться как металлическая палка… – сглотнул он, унимая волнение. – Я хотел вам помочь, но в одиночку это сделать трудно. И тогда я пришел в Токусиму и бросил клич. И жители города откликнулись. Все. Аристократия и простые люди, преступники и жрецы, мы все объединились в желании помочь вам. Каждый из нас что-то сделал. Мы обсуждали, собирали деньги, организовывали, искали… старались действовать тихо, чтобы это было сюрпризом. Это дар всего города. Сотни тысяч людей склоняют головы и просят принять этот дар.
Посмотрев в сторону собравшихся людей, Казуки поднял и резко опустил руку. После чего из первых рядов токусимцев вышел паренек лет двадцати, который на вытянутых руках нес катану. И от него прямо-таки сшибало смесью гордости, воодушевления и восхищения.
– Ни грамма органики, – произнес Казуки тихо. – Этот меч – сплав традиций и самых высоких технологий.
Взойдя на сцену и подойдя к нам, парень глубоко поклонился, выставив вперед руки, на которых покоился меч. Черные лакированные ножны, белая самэ на рукояти – как правило, это кожа ската, красная обмотка этой самой рукояти, золотистого цвета металлические части катаны. С одной стороны – обыкновенная классика, но… Сложно это объяснить. Для меня в тот момент огромная толпа токусимцев в эмоциональном плане представляла собой нечто аморфное, но, несомненно, единое, и парень, стоящий передо мной с мечом в руках, был… щупальцем этой массы. Не отдельным человеком, а словно рукой этой толпы. Даже не так. Аморфное – не то слово. Я словно перед огромным пылающим нечто стоял, и языки пламени этого существа протягивали мне меч. Я рациональный парень. Материалист. Умом я понимал, что со мной происходит, понимал и боролся с этим. Как мог. Не хотелось мне быть поглощенным чужими эмоциями. Тем не менее… некоторую адекватность я в тот момент все же потерял.
– Наши души вложены в этот меч, – произнес парнишка, не разгибаясь. – Не побрезгуйте, господин.
Его последние слова отозвались во мне раздражением. Подняв голову, окинул взглядом многотысячную толпу людей.
– О какой брезгливости ты говоришь, Токусима, – сказал я, незаметно даже для себя используя «голос», от чего парень, стоящий в поклоне и по-прежнему держащий в руках меч, вздрогнул. – Разве кто-то может пренебречь подарком, глядя на ваши души? – Сделав небольшую паузу, я продолжил: – Я не понимаю, чем заслужил твое отношение, Токусима. Восхищение, преданность, уважение. Как я могу пренебречь всем этим при взгляде на тебя? – уже даже не говорил, а цедил я слова. – Это раздражает… Я не желаю больше слышать подобных слов.
И Токусима услышала меня. Парень с мечом начал дрожать, а по толпе жителей города, собравшихся сегодня здесь, пробежала волна. Десятки тысяч человек склоняли головы в поклоне. Из-за чего я поджал губы. Они вообще поняли, что я пытался до них донести?