Книга Северные морские пути России - Коллектив авторов

работников, знающих Крайний Север, знающих политику советской власти на Севере? Хотя удивляться тут особенно не приходится, поскольку на этом совещании председательствовал тоже „полярник“ А. Е. Скачко, который не меньше, чем Лавров, блудил по национальному вопросу в отношении народов Востока. Строго говоря, Московскому дому ученых, его партийной части нужно проявлять больше должной политической бдительности, в том числе и в подборе докладчиков» 129.

В этом тексте (как и в подавляющем большинстве текстов СА) присутствуют практически все известные признаки того, что принято называть «тоталитарным дискурсом», или «новоязом»130. Покажем это на примере из этого и других текстов СА.

ХАРАКТЕРИСТИКИ ТОТАЛИТАРНОГО ДИСКУРСА

Прежде всего в этих публикациях заметен значительный удельный вес ритуализованной речи, построенной на формулах, соответствие которых объекту речи несущественно, поскольку весь смысл сосредоточивается именно в самом соблюдении ритуала, в уместном и «правильном» использовании формул. Ср. в данном тексте: враждебный характер лавровского выступления; находятся люди, которые не прочь извратить суть преобразования Севера; проявлять больше политической бдительности, и др.

Основным признаком ритуальности речи становится то, что для нее совершенно неважно, истинно высказывание или ложно: оппозиция «истинный/ложный» заменяется оппозицией «правильный/неправильный», «уместный/неуместный» (Левин, 1994: 147)131. Поэтому один и тот же текст вполне может содержать то, что для современного читателя выглядит как противоречие, но современниками воспринималось как совершенно естественное и последовательное, более того – как единственно возможный способ писать в официальной печати. Пример:

«Сравнительно слабый рост перевозок по Омскому теруправлению объясняется тем, что оно не получает в 1937 г. новой тяги (за исключением одного парохода…). Наличный тоннаж не позволяет сколько-нибудь значительно повысить эксплоатационные показатели…» – и двумя страницами ниже: «Благодаря заботам партии и правительства речной транспорт Главсевморпути имеет все, что ему нужно, для плодотворной работы» (СА, 1937, № 10, с. 100 и 102; жирный курсив мой. – Н. В.). С точки зрения носителя тоталитарного языка никакого противоречия тут нет: верно, что заботами партии и правительства ГУСМП имеет все, что нужно, и одновременно верно, что в 1937 г. поставки пароходов недостаточны.

Далее. Для тоталитарного языка центральным является принцип, получивший в литературе название «манихейский словарь». Слова в таком языке получают, в дополнение к своему основному значению, оценочный смысл, который постепенно вытесняет основное значение слова и сам становится его единственным значением.

Например, изначально слово «советский» обозначало «относящийся к Совету»: частотные сочетания второй половины XIX века – «протоколы советских заседаний», «советское помещение» и т. п. Корпус дает первое употребление слова в дневниках Тургенева за 1825–1826 гг.; второе – в дневниках М. А. Корфа за 1838–1839 гг.: «Вчера я был у великого князя Михаила Павловича с некоторыми советскими бумагами…» В XIX столетии еще возможны контексты типа «советские передряги» (Ф. И. Буслаев, 1897) или «скаредное советское управление» («Русское богатство», 1901), но постепенно выражения вроде «советская комиссия» – изначально просто «комиссия, назначенная неким Советом» – теряют свое прямое значение и превращаются в комиссию единственного Совета – Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, а прилагательное «Советский» начинают писать с прописной. Появляется выражение Советская власть, которое также поначалу означает Власть Советов РКСД, но через десяток лет теряет и это значение и становится просто прилагательным, обозначающим «наш, правильный, настоящий, хороший»: «советский подход», «советский характер», «советская политика», «советские писатели»… – и, соответственно, сочетания «антисоветские вылазки», «антисоветские выступления», «антисоветский подход в преподавании географии» и т. п. начинают обозначать просто «не наши, дурные, плохие».

В результате слова тоталитарного языка оказываются разделены на три группы: гонорифические, которые могут обозначать только позитивные явления (большевик, пролетариат, советский, революция), пейоративные, которые обозначают только негативные явления (империализм, религиозный, вредительский, капиталистический), и нейтральные, которые могут использоваться в обоих смыслах в зависимости от контекста (демократия (социалистическая или буржуазная), пропаганда (советская или фашистская), и т. п.).

Если вернуться к доносу на Лаврова, то видно, что там нейтральное слово характеристика маркируется как пейоративное с помощью определений враждебный и клеветнический; нейтральное слово утверждение маркируется словом вредное; сам Лавров и его действия (как и действия его сторонников) характеризуются только пейоративными терминами (песнь из правооппортунистического арсенала; блудил; роль труса и молчальника; и др.). Сюда же можно отнести и знак (?!), которым автор доноса маркирует цитату из Лаврова: говоря о «нашей культбазе», тот сказал, что «местное население воспринимает ее как повинность». С точки зрения тоталитарного языка так сказать нельзя, это противоречит нормам языка: гонорифическое «наша культбаза» не может стоять рядом с пейоративной «повинностью».

Используется в этом тексте и прием иронического цитирования: если по каким-то причинам требуется употребить «позитивное» или «нейтральное» слово как «негативное», используются кавычки (Лавров – «опытный» полярник, «знаток» Севера, который протаскивает свою «программу»); аналогом кавычек выступают слова типа «так называемый», «пресловутый» и др.

Пример из других статей СА: партийные организации «забыли ясные и четкие указания Ленина и Сталина о большевистском методе отбора при приеме в партию…» (СА, 1937, № 10, с. 16) – и ср.: «Примером небольшевистского отношения к приему в партию может служить Красноярский политотдел Севморпути» (СА, 1937, № 10, с. 16). В этих предложениях большевистский означает просто ‘правильный, хороший’ (гонорифический термин), а небольшевистский – ‘неправильный, плохой’ (пейоративный термин).

Прием маскировки под общеизвестное предполагает использование выражений типа «всем хорошо известно…», «бесспорно, что…». В доносе на Лаврова этот прием обнаруживается в первой же фразе: «Индустриализация хозяйства Главсевморпути… должна пойти… по линии создания собственного мощного ледокольного флота и укрепления морского транспорта как бесспорно ведущей отрасли Севморпути» – после этого «бесспорного» утверждения все, о чем говорил Лавров, подается как ложное, как противоречащее тому, что «всем известно».

Еще несколько примеров:

«Как известно, хозрасчет требует правильной отчетности. К сожалению, отчетность у нас страдает большими недостатками» (СА, 1939, № 9, с. 22). Если учесть, что хозрасчет начали вводить незадолго до этого, вряд ли можно поверить, что это действительно «известно» читателю.

Критикуют некоего Шашлова, который «прибыл к нам с курсов Севморпути, пользующихся в Арктике, как известно, не очень хорошей славой. Качество подготовки на этих курсах оставляет желать много лучшего» (СА, 1938, № 10–11, с. 32). Это «как известно» – тоже явный риторический прием.

Статья «Усилим борьбу против шаманства» начинается фразой, сразу расставляющей все правильные акценты: «Как известно, шаманство в прошлом было вернейшей опорой царизма, родовых старейшин и местных богатеев, их наиболее действенным отрядом идеологического порабощения широких масс трудящихся национального населения Крайнего Севера» (СА, 1938, № 10–11, с. 107).

И так далее.

Сознательное умалчивание. Авторы статей СА явно избегают упоминать определенные факты, события или имена. Примеры умалчивания нелегко подобрать