Книга Таинственный остров - Михаил Леккор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гжее со сна просыпался медленно и был откровенно заторможенным. И это с учетом того, что во сне он, как таковом, не нуждался. Его же органон комплектовался из электронных деталей, а не из биомассы и в отдыхе не нуждался. Гжее, правда, вешал мне на уши лапшу, что ему тоже нужно ежесуточное время для корректировки и наладки структуры, но чет мне в это не верилось. Что я ему неграмотный дикарь, что ли?
На это артефакт умудрился разворчаться и невесть что расфантазироваться. Пришлось его вежливо подкорректировать. Мол, хоть ты у нас и умный, буквы знаешь, но все же царем природы считается человек, а не пластмассовый бурдюк с электронной начинкой.
На это Гжее запальчиво ответил на пяти (шести?) совершенно мне незнакомых языках. М-да, содержание выражений мне было непонятно, но, по моему, он всего лишь матерно ругался. Так, что меня даже лицо покраснело от смущения, и Наташа забеспокоилась о моем здоровье. Или она тоже надо мной издевалась?
Вот же ж, сволочи, электронные и биологические! Старательно подышал, успокаивая себя. Надо думать о важном. Например, что вчера думал, как модернизировать нашу теперешнюю жизнь и показать ее дееспособной местным властям. Тянуть, собственно, нечего, дальше будет только хуже. Народ совсем поотрепется, станет похожим на дикарей. Оно тебе надо?
Решил:
Время — дня три — четыре, сферы наибольшего внимания — лагерь, чтобы видели, что здесь цивилизация. Оборона, мол существует, есть какая никакая, но армия и мы умеем воевать. И, наконец, экономика — рыбалка, собирательство и охота. Вперед, товарищи, бронзовый Ильич машет рукою!
В общем, гимнастика мозга получилась у нас (у меня) оживленной и я вдруг проснулся и еще откровенно удивился, почему остальные остались дрыхнуть. Во всяком случае, из всего населения лагеря, кроме меня, были оживленны очередной часовой, и пушистики Гризли и сын ее Снежок. И все почему-то дружно начали у меня требовать. Часовой — моего согласия на его сон, мол я же уже не сплю, так может и постою за него? А кошки, понятно чего, опять начали дуэтом арию голодного гостя из оперы «Жрать давай». И подтанцовку не забывают, раздирая одежду на мне, бедном.
Дисциплину я навел быстро. Часовому объяснил, что начальник у него завкараулом Ленька Корепанов — сами выбирали! — и что в соответствии с субординацией, командовать может только он. А вообще часовой должен еще отстоять до утра. Или он хочет нарушить дисциплину? Часовой — Колька Перминов — здоровый, хоть мешки на нем вози, но хитрый и ленивый, понял, что блицкриг не удался, отошел в сторону под предлогом, что в кустах много шума из нечего. А я взялся за следующих нарушителей дисциплины — кошек.
Оные паразиты немедленно спрятались, представив мне для опознания две знакомые безжизненные тушки. Нет, это черт знает что! Когда им надо, они будут достаточно разумные и понятливые, а когда не надо — какие-то прибалты — дебилы. Дескать, мы по-русски не понимаем, только по латышки (по кошачьи), так что извиняйте. Тьфу! Шуганул с колен обиженную Гризли, пошел поохотиться на птичек из арбалета. Хоть что-то съедобное на завтрак. Заодно, и им, моим проказникам достанется. А то знаю я их. Они на все готовы — и признавать, что люди — цари природы и хозяева кошек, и что они сутками будут неглажены и не обласканы. Но в обмен они обязаны (люди, а не пушистики) кормить их по несколько раз в сутки. Сутки, вы слышали, а не день. Они так часами будут обижено мяукать, противно скрипеть, аж на душе бывает противно.
Так что я уж их покормлю. И первыми, никто ведь не смотрит? Ибо людей много, но они остаются какими-то чужими (прости, Наташа), а пушистики, наоборот, родные. А еще говорят, люди и кошки разные по виду. Врут, наверное, или, как говорят ученые, предполагают.
Взял арбалет, семь оставшихся арбалетных стрел и пошел проводить птичий геноцид. А чего они рядом с людским лагерем галдят, мешают, наверное… или нет? Короче поздно уже, первая стрела выпущена.
Соседи наши из отряда птичьих были на вид небольшие, с обычного воробья. Но перебил их я с десяток, а, может, два быстро. Эти беспардонные существа, не слыша грохота ружья, толкались в кустах долго, пока не решили, что на завтрак нам уже мяса хватит. Потом улетели, а я сгреб тушки птиц на кухонный стол, неоднократно приведенные стрелы в особый мешок, используемый, как колчан.
Растолкал Наташу. Та со сна меня обгавкала на птичьем наречии, пошла будить женщину, как оказалось, дежурную повариху Верку Никифорову. Те, однако, с этим не согласилась (не дежурная я!) и возмущенно зачирикала в ответ. Галдеж начался, не хуже, чем у псевдоворобьев. И ведь женщин, в отличие от них, из арбалета не подстрелишь. Жа-а-алко!
Пошел к морю, чтобы нечаянно не быть втянутым в ссору. Женщинам это в легкость, сам не поймешь, почему уже тебя облаивают все яростные противники, а ты всем виноват и всем должен. Я эти университеты уже давно прошел и больше не хочу!
На побережье я, к своему удивлению, увидел Витьку Максимова. Прожженный рыбак, его спиртом не пои, дай половить рыбку. Впрочем, ее он как раз ловит пьяным, чтобы жена почем зря не ругалась.
Ладно, здесь у него заначки нет, ни денежной, ни спиртовой, так что можно спокойно отпускать его с удочкой… удочка? Откуда он взял ее? Нет, удилище понятно, выломал в прибрежных кустах, там такие длинные ветки бывают, ну а снасти? Один только крючок замаешься делать. Я, к примеру, так и не смог, хотя и несколько вечеров ковал в кузне. А капроновая леска, а заводской пластмассовый поплавок, не самодельный из гусинового пера сделанный.
— Привет, Витька! — дружески поздоровался я мужиком, которого, вроде бы, знал еще с его раннего детства, — ты откуда удочку надыбал? Здесь вроде бы не было…
— Привет! — охотно пошел он мне навстречу, но тут же предупредил: — снасть моя, я всегда ее в куртке ношу, вдруг появится возможность порыбалить. Так что здесь на острове никому не дам. Лучше меня все равно никто не рыбачит!
— Лучше тебя да, — согласился я, как бы невзначай обозрев несколько рыбин на ивовом (или каком еще?) кукане. Здоровые такие тушки, на мой непрофессиональный взгляд каждая не менее, чем с килограмма.