Книга Война - Тимур Машуков

я обещала позволить вам поиграть с одной из моих кукол? Ведь тогда мне искренне было жаль мальчиков, у которых совершенно нет таких игрушек…

Явно наслаждаясь моей растерянностью, она расправила то, что достала из коробки. Это оказалась кукла в японском наряде.

— Кугуцу — так называют кукол-марионеток в Японии… В руках умелого кукловода они оживают.

Анна покачала игрушку, и та важно закивала головой.

— Возьмите, Ваше Величество, это вам. И знаете, может, вам удастся ответить на тот вопрос, что мучает меня с тех пор, как я увидела эту куклу — мы управляем марионетками, даря им подобие жизни… А кто управляет нами?

Она протянула мне изящную игрушку, более похожую на произведение искусства, и загадочно улыбнулась уголком рта:

— Я всегда выполняю свои обещания, Алексей Александрович…

Из нашей недолгой беседы я вынес главное — эту девушку никто не мог бы заставить пойти на что-то против её воли, даже если бы этого требовали интересы рода. На свою сестру Анна была совсем не похожа, в ней чувствовался сильный дух, живой ум, что сочетался с отличным воспитанием. И должен признаться, если бы её воля столкнулась с волей её отца, я не был уверен, что князь мог бы выйти из этого поединка победителем. Если Сергей Иванович напоминал мне неприступную скалу, то его младшая дочь — воду, которая мягко и незаметно обтачивает камни и стекла, сглаживая их острые углы. Возможно, всем нам повезло, что одним прекрасным днём началась личная зимняя сказка одной маленькой девочки: она встретила своего принца, он дождался её взросления и теперь готов на ней жениться…

От воспоминаний о том дне меня отвлекло лёгкое касание к рукаву мундира. Моргнув, я вернулся к действительности. Рядом со мной стояла Светлана Оленина. Несмотря на роскошный наряд и сверкающие драгоценности, бывшая фрейлина выглядела непривычно бледной. С лёгкой печальной улыбкой она следила за танцующими парами, явно думая о чём-то своём. После того, как она вышла замуж, а потом и родила своего первенца, мы практически не встречались, обмениваясь лишь парой слов и улыбок на подобных светских раутах, да через служебные записки касательно дел её ведомства. Хотя, нет, я вспомнил об одной нашей встрече практически сразу после того, как на свет появился её сын. Тогда Светлана обратилась ко мне с одной очень странной просьбой:

— Ваше Величество…

Против обыкновения, тогда она была официальна донельзя, чем даже смутила меня. Не такой я привык её видеть.

— Я знаю, что за мою службу Вы уже наградили меня многократно и сверх меры… Возможно, правы те, кто за моей спиной называют меня выскочкой и… Ну, в общем, по-всякому называют… Не в этом дело…

Я внимательно смотрел на окончательно смешавшуюся графиню.

— Светлана, я тебя не узнаю. Мне казалось, мы с тобой можем быть предельно откровенны. Так почему сейчас ты ходишь вокруг да около? Случилось что-то? Нелады в семье? С малышом вашим что-то? Да не молчи уже!

Она подняла на меня серьёзные глаза и слегка улыбнулась.

— Всё в порядке. И с мужем, и с сыном… Вот насчёт сына я и хотела бы поговорить… Алексей, я прошу твоего соизволения на то, чтобы мой Никки получил титул графа и сохранил мою фамилию…

Я недоуменно вытаращился на неё, от удивления на мгновение потеряв дар речи. Потом, откашлявшись, всё же решил уточнить, не ослышался ли:

— То есть, ты хочешь, чтобы ваш с графом Тимирязевым сын не унаследовал титул и владения отца, а стал графом Олениным?

Она кивнула, пряча от меня глаза и нервно теребя складку своей юбки.

— А как же сам отец мальчика? Он с этим согласен? Или ты его не поставила его в известность? Рассчитываешь, что это сделаю я? Не понимаю, с чего ты решила меня так подставить перед ним…

Она решительно встала и поклонилась:

— Простите, Ваше Императорское Величество, за то, что отняла ваше время. Прошу забыть об этом инциденте, вы правы… Я забылась, но этого больше не повторится!

— Сядь! И прекрати этот цирк! Вместо того, чтобы изображать оскорбленную невинность, лучше объясни толком, что происходит…

Побледневшая и гневно сверкающая потемневшими глазами, Светлана гордо задрала подбородок, но всё же медленно опустилась на своё место. Потом вздохнула, словно перебарывая себя, нехотя сказала:

— На самом деле графу известно о том, что я собираюсь обратиться к Вам, Алексей Александрович, с подобной просьбой, и… В общем, он не против этого. А я…

Она потерла лицо руками, потом пристально посмотрела в мои глаза, словно пытаясь мысленно передать что-то очень важное. А вслух медленно произнесла:

— Мне очень важно, Алексей, сохранить твой дар, свидетельство твоего расположения ко мне! Это… Это важнее всего прочего в моей жизни, понимаешь? А другого способа я не нашла…

— Что ж, я не буду пытать тебя об истинном положении дел. Если тебе это нужно и так важно, то так тому и быть. Необходимые документы я подготовлю, но уже сейчас можешь быть уверена — роду Олениных быть. Ну что, родоначальница, ты довольна?

Она вскочила, порывисто обняла меня, крепко поцеловав в губы. Я несколько смутился, осторожно отстранив её от себя. Все-таки, я не железный, в самом деле…

— Ну-ну, надеюсь, на этом с таинственностями и загадками на сегодня закончено?

— Абсолютно! — уверила меня Светлана, довольно сверкая белоснежной улыбкой.

После этого мы снова перешли на исключительно деловое общение через переписку. Так что сегодня я действительно был рад её видеть. Не отрывая взгляда от кружащихся под звуки вальса пар, она произнесла:

— Такие юные, такие невинные… И сколько их ждёт разочарований и слез.

— Вы, графиня, сегодня настроены весьма пессимистично. Хотя, вынужден с вами согласиться. Иногда мне кажется, что вся эта светская жизнь, развлечения, рауты, балы — в то время, когда на границе то и дело вспыхивают конфликты, гибнут люди — это какой-то пир во время чумы. Посмотрите, сейчас они счастливы, их глаза сияют надеждой, а что может случиться в будущем? Кого они потеряют завтра, послезавтра или через неделю? А всё идёт к тому…

Я с силой сжал бокал в руке и с неприятным удивлением услышал хруст и ощутил резкую боль в руке. На пол закапало вино, перемешиваясь с моей кровью.

— Ваше Величество!

Светлана извлекла из рукава кружевной платок и принялась перевязывать мою руку, а я сквозь зубы продолжал:

— Всё катится в тартарары, на каждый наше действие приходится два вражеских, и все предпринимаемые нами шаги встречают такое сопротивление, будто мы прокладываем путь под водой! Всё путается, столько ошибок… Иногда