Книга Тяжесть венца - Симона Вилар

– О чем вы говорили с лекарем короля? – спросила у мужа Анна, когда часом позже они завтракали у открытого окна. Завтрак состоял из простых блюд, которым Ричард отдавал предпочтение перед замысловатыми яствами, какие подавали к столу Эдуарда: рубленая телятина, оливки, крутые яйца, огурцы, залитые сметаной. И только вина были самых тонких сортов. Смакуя легкое белое Шатонеф и полуприкрыв глаза, герцог отвечал, что справлялся о самочувствии брата, когда же Анна спросила, почему Хобсон покинул покои Ричарда через черный ход, герцог, проигнорировав ее вопрос, начал распространяться о ходе болезни брата, обрушив на нее такой поток медицинской латыни, что Анна почувствовала себя круглой дурой и поспешила поскорее уйти.

Король Эдуард, несмотря на излишний вес и малую подвижность, умел оставаться жизнерадостным и зажигать всех вокруг своим ярким темпераментом. Он, как никто, умел создавать легкую и непринужденную атмосферу праздника. Поэтому, несмотря на то, что в замке шли переговоры о предстоящей войне и ежедневно собирался королевский совет, все ощущали, что старый Ноттингем-Холл превратился на время в маленький королевский двор с его блеском, интригами, весельем. Кроме знатных господ, съехавшихся сюда, здесь были их слуги, повара, актеры для забав, в том числе карлики, акробаты и фокусники. Знать по утрам отправлялась охотиться в древние леса и парки, благо октябрь в этом году выдался солнечный. Кроме охоты, пользовалась успехом и рыбная ловля, которую избрал для себя король после того, как верховая езда стала ему трудна. К тому же и охотники, и рыболовы доставляли провизию к пиршественному столу, а это было немаловажно, так как после многомесячных беспрерывных дождей дороговизна была необычайной.

Анна испытывала удовольствие от царившего вокруг веселья. Даже строгие придворные герцога Глостера с головой окунулись в праздник. Среди грохота фейерверков и звуков фанфар отступила старая вражда аристократов, южные лорды влюблялись в северянок, а строгие дамы северного двора с замиранием сердца слушали, как придворные Эдуарда напевают под их окнами серенады на итальянский манер.

Ей давно уже не приходилось так много танцевать. Павана, романеска, пива, калата, моррис… Дам на этом военном совете, превратившемся в празднество, было мало, так что недостатка в кавалерах она не ощущала, как и недостатка в куртуазных любезностях. За танцами она познакомилась с Вудвилями, графом Дорсетом, долго беседовала с графом Риверсом, поразившим ее ученостью. С главой оппозиции аристократов лордом Гастингсом, мужем ее тетушки Кэтрин, Анна провела не менее получаса, заметив при этом, что ее супруг, едва обменявшийся двумя-тремя вежливыми словами с родственниками королевы Элизабет, едва ли не заискивает перед лордом Гастингсом, а равно перед Томасом Стенли. Анна была рада новой встрече с сэром Томасом. Он оглядел ее, улыбаясь, и тихонько присвистнул.

– Крест честной! Я видел вас три года назад, и тогда вы походили на фею теней. Теперь вы и в самом деле словно Титания – Ричард Глостер и здесь способен творить чудеса. Признаюсь, я был поражен, когда до меня дошел слух, что вы все же согласились на этот брак. Что же, возможно, это и к лучшему. Вы вновь стали той Анной Невиль, полной жизнелюбия, какой я вас всегда помнил и любил. Пусть смилуется Господь над моим бедным сердцем, а не то я и в самом деле влюблюсь в вас, милая племянница, и примусь совершать ради вас бесчисленные подвиги, как несчастный Ланселот ради прекрасной Джиневры.

Анна смеялась счастливым смехом очаровательной женщины, которая знает, что ее красота позволяет ей чувствовать себя непринужденно.

– О, сэр Томас, вам еще представится такая возможность. Ибо, насколько я знаю, теперь вы намерены служить под знаменами моего супруга. Ему, если не ошибаюсь, все же удалось уговорить короля доверить ему командование английской армией.

Стенли старался держаться бодро, но все же Анна отметила, что на душе у него еще пасмурнее, чем тогда, когда он приезжал в Сент-Мартин в качестве посланца парламента. Она сказала ему об этом напрямик, когда вечером они, покинув дымный зал, прогуливались над Трентом. И, как раньше, в Литтондейле, Стенли неожиданно открыл ей душу: его брак приносит ему все больше и больше огорчений, и он старается как можно реже встречаться с некогда столь боготворимой женой; утомляет его и бесконечная распря при дворе между старыми и новыми аристократами, в которой ему поневоле приходится принимать участие, несмотря на то, что его сын помолвлен с сестрой королевы леди Дженет. Анна вздохнула – все лучшее теперь принадлежит Вудвилям. Она даже не упомянула о том, что подумывала о помолвке маленького сына Стенли, лорда Стрендера, с ее Кэтрин, хотя девочка все еще грезила Тристаном в обличье Уильяма Херберта.

Они шли по влажной тропке у реки. Порой в воду с шипением падали догоревшие ракеты фейерверка. Стенли сказал, что и в этой войне он хочет принять участие лишь для того, чтобы оказаться подальше от двора и благочестивой супруги. Неожиданно он резко остановился, вглядываясь в сумрак. Анна последовала его примеру. При вспышке пороховых огней они увидели на соседней аллее силуэт рослого человека.

– Это Джон Дайтон, – спокойно сказала Анна, снова беря Стенли под руку. – Он начальник моей охраны, ну а сейчас, видимо, занят тем, что следит, чтобы мы с вами, сэр Томас, не наделали каких-либо глупостей.

В ее последних словах прозвучала усмешка, но Стенли, казалось, этого не заметил.

– Дайтон? – переспросил он. – Сэр Джон Дайтон? Странно, что именно его Глостер выбрал охранять вас.

– Как вас понимать? Да, он не слишком любезен, как и большинство тех, кто окружает моего супруга. Однако следует отметить, что именно Дайтон охранял меня еще в Литтондейле, когда меня повсюду разыскивали люди Кларенса. Но что вам до этого воина?

В темном небе с треском лопнула шутиха, осветив на какое-то мгновение лицо Стенли. Анне показалось, что она видит в лице старого друга то же выражение сочувствия, что и в лица графа Нортумберленда, и в полных печали глазах Оливера.

Все это длилось едва ли секунду. Стенли продолжил их путь вдоль реки.

– Ровным счетом ничего. Но вы, Анна, как бы ни повернулась судьба, помните о старом Стенли. Я был и остаюсь вашим другом.

Анне стало тепло от этих слов, но в то же время она ощутила беспокойство. Стенли был ее другом еще со времен ее паломничества с безумным королем Генрихом в Кентербери, однако уже во второй раз близкий ей человек предрекал несчастье. Она хотела расспросить его, но не успела. Они уже приблизились к толпе гостей, послышалась музыка, и вскоре оба оказались в окружении бегущих цепочкой под музыку молодых людей. Среди них Анна заметила невероятно возбужденную Маделин Герберт. От этой особы можно было ожидать чего угодно, и если при дворе Глостера ее оберегал запрет герцога, то молодые люди двора Эдуарда считали себя совершенно независимыми от воли горбатого брата короля, да и нравы там были куда свободнее. К тому же Маделин цеплялась за руку самого Дорсета, известного ловеласа, и Анна, решив, что пасынок короля не будет особенно церемониться с млеющей пышнотелой красавицей, оставила Стенли, чтобы позаботиться о сестре Уильяма. Когда же на другой день она попыталась возобновить прерванный разговор, Стенли уже пребывал в благодушном настроении, шутил и отмахивался. В конце концов он заявил, что просто поддался минутному разочарованию.