Книга Три килограмма конфет - Нельма

Обхватив голову руками, я пыталась сосредоточиться и вникнуть в суть его объяснений, доносившихся до слуха лишь отдельными урывками, будто через дрянную телефонную связь. Взгляд скользил по строчкам из лежащего передо мной учебника и по странице тетради, сплошь в исправлениях и неаккуратно зачёркнутых задвоенных частях уравнений. Только тень, внезапно опустившаяся на разлинованные в клетку страницы, заставила меня поднять голову и обратить внимание на происходящее вокруг.

Не знаю, как я могла пропустить звонок, но перемена уже началась, и кабинет успел опустеть более чем на половину учеников. Судя по доносящимся из коридора оживлённым голосам и смеху, одноклассники обсуждали воскресный дружный поход в кино, о котором я узнала, только пролистывая перед сном ленту новостей в соц сетях. В этом году в моих отношениях с одноклассниками чувствовался ощутимый холодок, и моя фамилия отныне не входила в список тех, кого стремились позвать с собой на очередной весёлый сабантуй.

Откровенно говоря, меня мало интересовали жизнь и уж тем более досуг всех сидящих за соседними партами, но я тщательно оглядела каждый стоящий в кабинете стул, прежде чем хватило смелости поднять взгляд на того, кто стоял прямо передо мной.

— Я бы удивился, если бы застал её здесь, — поймав мой растерянный взгляд, Максим кивнул в сторону пустующего места Наташи. Я перевела взгляд на её стул, потом обратно на него и легонько ущипнула себя за тонкую кожу внутренней стороны запястья, тут же поморщившись от боли.

Наваждение никуда не делось, и серьёзное лицо Иванова всё так же маячило прямо передо мной. Его появление здесь оказалось сродни внезапному и подлому удару под дых: я не могла вдохнуть, ощущая даже не боль, а пугающее онемение в груди.

«Зачем ты пришёл?» — хотелось спросить мне, нарушив все с детства вбитые в голову правила поведения с людьми, насколько бы противоречивые эмоции они не вызывали. Именно сейчас, например, я готова была поклясться, что ненавижу его намного сильнее, чем в нашу первую случайную встречу на футбольном поле.

— Она не отвечает на наши сообщения. Звонки сбрасывает, — сказала я, сама не зная, зачем делюсь с ним своими переживаниями, которые почти удавалось держать под контролем. Но голос дрожал, вовсю выдавая обиду и волнение, а ещё так и не произнесённый вопрос «За что она так со мной?», слишком открыто идущий контекстом.

— Пересилит первую волну стыда и заявится, делая вид, будто ничего не случилось, — пожал плечами Иванов, прежде ещё раз оглянувшись по сторонам, чтобы удостоверится, что наш разговор никто не услышит. Он облокотился бедром о край стола и, хмыкнув, со злостью добавил: — Но я обязательно напомню. Так что лучше бы ей задержаться дома подольше.

Я подумала (придумала для собственного спокойствия), что у него могли появиться какие-нибудь новости относительно произошедшего с Наташей, поэтому понадобилось срочно нарушить негласные правила нашего взаимодействия и перешагнуть через установленные границы личного пространства, чтобы сообщить об этом. Но все мои предположения, догадки и оправдания его поступка таяли по мере того, как Максим продолжал молчать, не сдвигаясь с места.

Становилось ещё жарче под его прямым, изучающим взглядом, но глаз я не отводила, отвечая ему легко читавшимся на лице выражением растерянности от происходящего. Пальцы оттянули в сторону край воротничка блузки, каждым лёгким соприкосновением с пылающей кожей будто царапавший её, и мне стало не по себе: вдруг этот жест покажется двусмысленным?

Мне хотелось взмолиться о пощаде, ведь в кабинете всё ещё были другие ученики, а у меня категорически не выходило больше держать нейтралитет. Казалось, мою влюблённость выдавали и нездорово блестящие глаза, и участившийся пульс, и сбившееся дыхание. И это должно быть настолько заметно всем вокруг, что хватит одного взгляда в мою сторону, чтобы догадаться.

— Я побуду здесь до начала урока? — непривычно тихим и низким голосом сказал Иванов, видимо, по-своему интерпретировав мою странную реакцию на его присутствие. Я чувствовала, как медленно уплываю вслед за неторопливым течением мыслей, ставших совершенно отвлечёнными от происходящего в реальности, и встрепенулась только в тот момент, когда он отступил на шаг назад. Тогда до меня наконец дошло: это был вопрос, на который я до сих пор ничего не ответила.

— Конечно! Извини, задумалась, — смущённо пробормотала я, сдвигаясь на место Наташи и освобождая для него свой стул. Он охотно присел рядом, хотя мне всё же удалось увидеть, как прежде на его лице промелькнули изумление и недоверие к неожиданной смене моего настроения.

На самом же деле всё было вполне банально. Я бы никогда не смогла прогнать или оттолкнуть его, но хотела, чтобы ему самому захотелось уйти и держаться на прежнем безопасном расстоянии. Потому что происходившее в последние несколько дней делало отношения между нами слишком сложными, чтобы у меня получилось самой в них разобраться.

— Прямо ностальгия, — усмехнулся Иванов, вальяжно развалившись на стуле и насмешливо поглядывая в мою исчёрканную тетрадь. Он посмотрел на меня, с трудом сосредоточившую взгляд на привычной контрастной границе между белоснежным воротничком и тёмно-синим галстуком, а потом взял мою ручку и быстро исправил что-то в последнем уравнении. — Извини, но удержаться было выше моих сил, — его скромная, извиняющаяся улыбка отозвалась несколькими внеочередными ударами сердца, но всё равно не смогла скрыть проступающего сквозь внешнюю браваду напряжения.

— У тебя что-то случилось? — спросила я, и улыбка моментально исчезла с его лица, лучше любых слов подтверждая озвученную мной догадку.

— Просто не горю желанием разговаривать с кем-нибудь из команды, а здесь они вряд ли будут меня искать, — пожал плечами Максим, уставившись в одну точку прямо перед собой и сцепив пальцы в замок. Его поза настолько была похожа на ту, с которой начинался вчера наш разговор на скамейке, что у меня по телу от разрастающегося нехорошего предчувствия прошла крупная дрожь. — Несколько игроков написали на меня жалобу с просьбой снять с должности капитана за неспортивное поведение. На следующей перемене мне идти объясняться перед директором, и до этого разговора обсуждать что-то с ребятами я не хочу.

— Это из-за того, что ты ушёл в пятницу с тренировки?

— Нет, я успел повести себя неспортивно ещё до ухода, — сам того не подозревая, он подарил мне целый залп красочных фейерверков, наконец искренне и задорно улыбнувшись. Не знаю, что произошло в пятницу, но воспоминания об этом отчего-то делали его счастливым, несмотря на возможное наказание. — Вообще отличный тогда выдался денёк!

Он откинулся на спинку стула и зажмурился от удовольствия, действительно забавляясь тем, как всё внезапно обернулось, и всем своим расслабленным видом будто говоря: «Да плевать я хотел на эти проблемы». Я смотрела на него с восхищением, вскользь замечая, как подрагивают густые и на удивление совсем чёрные ресницы, забавно топорщатся вверх отросшие надо лбом волосы и появляются маленькие ямочки, при виде которых мне хотелось то ли ущипнуть, то ли немного прикусить его за щёку — уж слишком хорошеньким он становился в такие моменты. Мой поражённый влюблённостью мозг претерпевал необратимые и непоправимые изменения, но восторг вызывала не столько его внешность, сколько начинавший стремительно раскрываться передо мной характер, далёкий от выдуманной когда-то плоской и стереотипной картинки.