Книга Глава клана. Том 2 - Алексей Широков

– Приди же Хердвиг, Князь Хёльмгарёрский! – почти прорычал ряженый, после чего к столу, особо не торопясь, направился представитель от одной из групп.

Он был одет в тёмный кожаный плащ поверх синего дорогого мундира, в котором без труда можно было опознать почти такую же, как у меня, боевую форму. Я бы даже сказал, что мы были в этом похожи, потому как я также не смог расстаться с полюбившимся мне пальто-плащом, как бы на меня ни ругались сегодня Лена и тётка Марфа. Только мой всё равно оставался бежевым, да и у Хердвига были чисто Бажовские русые волосы, которые к тому же были заплетены в несколько косичек.

– Хозяйка, – медленно произнёс новгородец, остановившись перед столом и опустив на него нечто, выглядящее как идеальный белоснежный куб. – Прими же мой дар и яви свою волю… А если кто хочет бросить мне вызов – то пусть сделает это прямо сейчас!

Ритуальная фраза была сказана, и никто ему не ответил. Нас, конкурентов, она не казалась, потому как мы и так бросали ему вызов. Здесь был вопрос к людям со стороны, как в свадебном ритуале у простецов, когда жрец призывает смелых воспротивиться выбору влюблённых под ветвями священного древа или умолкнуть навеки.

Куб охватило золотистое сияние, и местный конферансье тут же выкрикнул, что «подарок» принят. После чего Хердвиг, не оборачиваясь, ушёл в распахнувшиеся за спинами старейшин до того невидимые врата. Просто перенёсшись «изумрудной жар-птицей» за спину Зиновию Семёновичу. Но, естественно, не атаковал его, а, элегантно развернувшись на каблуках, поспешил пройти сквозь мерцающее в завесе марево, чтобы просто телепортироваться прямиком к своей группе поддержки, тут же взорвавшейся радостными криками.

С Ханшей Абызбикой, девушкой лет восемнадцати, даже выглядевшей как натуральная злая стерва, история полностью повторилась. Надо сказать, эта моя конкурентка была почти настоящей красавицей: тёмно-русые с рыжиной волосы, почти идеальное холодное лицо и огромные немного раскосые, как у всех нас, бесконечно зелёные глаза, которые смотрели на окружающий мир с холодным презрением. Это-то всё и портило, заставляя просто поморщиться от того превосходства и презрения, которые она проецировала на окружающих.

Правда, конкретно на нас она даже не смотрела. В качестве же подношения у неё было что-то вроде большого кубка, который также быстро окутался золотистым сетом.

Её проход сквозь ворота не был столь впечатляющим. Получив разрешение, она, фыркнув, поднялась по боковой лесенке, придерживая своё длинное платье. Спокойно зашла во врата и так же оказалась среди своих людей.

А вот у вызванного следующим киевлянина случился облом. На стол он положил толстенную тетрадку, которую так и не охватило сияние. Когда его оттаскивали свои же, он долго орал о том, что это материалы, способные перевернуть мир. Что мы все не понимаем, а там все его воспоминания о подвальной и фундаментальной науке, и вообще, мы все неучи, а знания…

В результате паренька просто вырубили и унесли прочь киевляне. Ну а я, пару раз вздохнув, приготовился к своей очереди…

– Засим всё! – всё так же громко заорал ряженый. – Мы…

– Ты дурак? – рявкнул вдруг Хердвиг, прерывая конферансье. – Считать до четырёх не умеешь?

– Но…

Я же довольно громко усмехнулся. Всё же можно было ожидать чего-то подобного.

– Лавруша, – прищурившись, медленно произнёс Зиновий Семёнович. – О чём мы не далее как вчера говорили?

– Но в свитке… но мне сказали, что… – и тут вспотевший парень на мгновение скосил глаза на одного из старейшин.

Новгородская сухая вобла даже не поморщилась, только впилась взглядом в своего же ставленника. Было бы дело среди простецов, никто бы и не заметил, а так… Народ на трибунах откровенно зашумел.

– П-приди же Антон, Князь М-московский, – запинаясь и даже не глядя в свой свиток выдал «конферансье».

Взяв из рук Осфальда хрустальное яйцо, я подошёл к столу и положил его на бархат.

– Прими же мой дар и яви свою волю, Хозяйка, – по памяти произнёс я, и, даже не дав мне закончить ритуальную фразу и уж тем более не выжидая минуты, как с другими, гад Лавруша тонко взвизгнул.

– Подношение не принято! Уведите…

– …А если кто хочет бросить мне вызов – то пусть сделает это прямо сейчас! – с рыком закончил я говорить, реально взбесившись от происходящего, когда по полу прямо рядом с моими ногами, выбив искры, забряцал метательный нож.

– Я бросаю тебе вызов, ублюдок! – звонко крикнул паренёк-Бажов, года на два младше меня, ловко спрыгнув с нижних трибун. – И я убью тебя презренный полукровка, укравший моё законное место!

– Чего? – удивлённо уставился я на малолетнего самоубийцу.

– Денис! – привстав со своего трона рыкнул на парнишку мгновенно запунцовевший Зиновий Семёнович. – Ты что творишь?!

– Я не отдам наследие дедушки в руки какого-то проходимца! – почти взвизгнул пацан.

– Моя прелесть! – раздался вдруг звонкий, но какой-то непривычно громкий и непонятно двоящийся голос. – Сказала бы я… точнее, уже сказала, дабы добавить ещё больше идиотизма в происходящее.

Самира, до этого тихонько стоявшая позади нашей группы, под обращёнными на неё взглядами всех собравшихся Бажовых медленно выплыла вперёд. И в данный момент девушка не шла, а именно что парила в сантиметрах тридцати над полом, охваченная золотистым сиянием, при этом медленно обводя зал и всех присутствующих в нём людей глазами, в которых видна была только одна слегка светящаяся белая склера.

Когда она говорила, я был абсолютно уверен, что слышал гремящую по залу речь взрослой женщины на почти чистом московском языке. И одновременно с этим, словно вторя первому, из её рта доносился ещё один голос, совсем молодой девушки, который был намного тише и при этом произносил слова всё на той же непонятной тегеранской тарабарщине.

Пролетев мимо меня, Самира, или кто это был сейчас, зависла перед столом, непосредственно возле яйца, которое я на него положил. Затем протянула руку и мягко погладила кристалл, который тут же откликнулся на прикосновение светящейся золотом ладони, словно запульсировав изнутри.

– Я тоже рада тебя видеть и чувствовать, проект «Полоз», – произнёс двоящийся голос, девушка посмотрела на меня, после чего с прищуром уставилась на замерших с приоткрытыми ртами старейшин. – А теперь, Бажовы, соизвольте-ка объяснить мне, что вы здесь за бардак устроили?

– Мистик… Мистик Хозяйки! – ошарашенно произнёс Зиновий Семёнович и первым опустился на одно колено, покорно склонившись перед левитирующей девушкой.

За ним с отставанием последовали и другие Старейшины, хотя новгородец, казалось, был ну очень не рад такому повороту и вынужден буквально ломать свою гордость. Преклонили колено и некоторые из Бажовых на трибунах, в основном это были люди в возрасте, но за ними повторил и кое-кто из молодых. А затем в наступившей тишине вдруг раздался раздражённый ломающийся мальчишеский голос.