Книга Запретный плод - Сьюзен Джонсон

— Если Бурже добьется успеха, я буду счастлива, — тихо ответила Дейзи, но голос был грустным.

— Звучит не очень оптимистично.

— Этьен, ты ведь ведешь борьбу не только с Изабель, но и со своим классом, ценности и жизненные устои которого тебе чужды. Они осуждают не только поспешность твоего развода, но и сам развод в принципе. — Она подняла ресницы. — Поэтому я не слишком надеюсь на успех. Жизнь так хрупка, что общество может легко раздавить ее. Я знаю это, потому что мой народ — жертва похожей системы.

Да, он никогда не боролся за то, что и так принадлежало ему по праву, но он умел вести борьбу в деловом мире и знал, что если ты заранее сдашься, то никогда не выиграешь.

— Бурже найдет выход.

— И тогда ты будешь жить в Америке? — спросила она.

— Я еще не думал об этом. Ты могла бы жить здесь со мной.

Дейзи так и знала, что в его планы входили изменения только в ее жизни.

— Но не постоянно, — честно ответила она и вдруг вспомнила, что у них осталось всего пять дней. Еще пять дней, чтобы любить его и говорить с ним, делить радость и смех. Она решила взять все от этих дней, дописать последнюю главу в книге воспоминаний.

— В общем, потом мы чтонибудь придумаем.

Герцог улыбнулся, почувствовав перемену в ее настроении.

— Потом… А сейчас?

— Дневная ванна, к примеру, вас не заинтересует? — насмешливо спросила Дейзи.

Проведя рукой по черным волосам, пыльным и взлохмаченным от азартной игры и быстрой езды, он пробормотал:

— Еще и как.

— Я помогу, — в ее голосе было многозначительное обещание.

— А еще лучше, если ты присоединишься ко мне. Ванна герцога была королевских размеров, дань вкусу Бернини и одновременно знаменитым римским фонтанам.

— Если только позволишь вымыть тебе волосы.

— Я разрешаю тебе мыть все, что захочешь, — заверил он.

— Ненавижу слово «разрешаю».

Судя по тону, его дорогая Дейзи уже пришла в себя.

— Тогда приглашаю, моя храбрая леди, — это больше подходит твоему независимому положению?

— Если бы у меня было больше времени, я изменила бы твое допотопное отношение к женщинам, — поддразнила Дейзи.

— Не увлекайся, дорогая. Ты редкое и удивительное исключение.

— Ну, тогда твои бывшие женщины не больше чем украшение в жизни мужчины. А между тем весь мир, кроме Парижа, отводит женщине более значительную роль.

Ему не хотелось спорить, ему хотелось заняться с ней любовью.

— Ты, как всегда, абсолютно права.

— Терпеть не могу, когда мужчины так подозрительно быстро соглашаются, — объявила она.

— В таком случае я стану грубым и буду выдвигать возражения по всякому поводу и без. Это гораздо легче. Вот тогда у тебя действительно будут основания обижаться.

— Представляю, сколько юных и прелестных созданий ты обидел своим варварским отношением к женщинам.

Герцог не стал объяснять, что эти «юные и прелестные создания» сами не давали ему прохода. И если бы ему захотелось, то они все стали бы его любовницами.

Когда великий Бернини закончил реставрировать Лувр, он оставил монументальную архитектуру и дизайн, чтобы заняться дворцами тех благородных богачей, которые были в состоянии оплатить его работу. Капризный, как примадонна, он строил свои роскошные дворцы, не обращая внимания на французский климат и предназначение комнат. Его патрон из рода де Век ухитрился прагматически использовать Бернини, приспособив театральный размах в архитектуре к реальности повседневной жизни. Например, ваннаягрот из зеленого мрамора!

Среди этого великолепия Дейзи мыла волосы герцогу. Он возлежал на ступеньках бассейна в непринужденной позе, расслабляясь после напряжения последних часов. Подобно гаремной гурии она обслуживала своего хозяина, и он, как султан, принимал ее услуги как должное.

— Ты избалуешь меня, — полусонно промурлыкал он, лежа под теплой водой, струящейся по его бронзовому телу. Пропустив его черные шелковистые волосы сквозь свои пальцы, Дейзи смыла последние остатки мыльной пены.

— Ты тоже балуешь меня, — ответила она, внезапно ощутив желание защитить его от коварства жены, заботиться о нем каждый день, а также заниматься с ним любовью до бесконечности, чтобы сохранить любовные воспоминания в своем суровом будущем.

Наклонившись, она поцеловала его, теплая вода попала на ее полную грудь — странное, одновременно успокаивающее и возбуждающее ощущение.

Его губы были прохладны, в то время как ее горячи. Душераздирающая страсть обволакивала и властно влекла за собой. Грядущая разлука еще более усиливала желание.

Если бы только она могла остаться, если бы только могла взять его с собой или поселиться с ним гденибудь на краю света, вдвоем, только вдвоем, то охотно бы стала его гурией.

Она немного отодвинулась, но его рука скользнула к ней и вернула ее обратно.

— Подожди, — прошептал он, без видимых усилий приподняв ее и положив на себя.

Они лежали так довольно долго, их тела и губы соприкасались, ее мягкая грудь успокаивала, как и журчащая вода и поднимающийся пар.

Маленькие интимные картины Жерома украшали стены. Сценки из гаремной жизни, невольничьи рынки и арабские интерьеры были подобны драгоценным камням на прохладном зеленом мраморе.

— Нет, это не мое, — мягко сказал Этьен, проследив за ее взглядом, — это заказ моего отца.

Дейзи уже поняла, что в этой квартире все принадлежало его отцу. Даже портрет Этьена с матерью. Поэтому здесь не бывали его женщины, он не приводил их сюда.

— А где твое холостяцкое логово? — вдруг спросила Дейзи.

Он не стал уклоняться от ответа.

— На Плас де ла Конкорд.

— Вот и хорошо. Я ужасно ревнива.

Он улыбнулся, коснувшись ладонью ее лица.

— Если бы наша культура была близка к арабской, я бы с радостью купил тебя на невольничьем рынке.

— Без моего согласия? — улыбнулась она в ответ.

— Без чьего бы то ни было согласия.

— Я жила бы вместе с другими женщинами в гареме?

— Нет. Отдельно. Они отравили бы тебя, потому что стали мне безразличны.

— Вероятно, я сошла с ума, если меня привлекает такое будущее, — засмеялась Дейзи.

Его руки опустились ниже ее спины.

— Теплый пар, скрытый грот и эротические картины Жерома очищают и прославляют древнюю культуру. Проект Бернини — это гимн Венеции, но многое взято и из культуры Востока. Можешь прокатиться вниз по гроту.

— Зачем?

— Это одна из забав гаремных женщин, — объяснил он, — и источник развлечения для хана или султана.