Книга Рутина - Евгений Алехин

Мы пошли в постель, она рычала и елозила на мне. Кончить я не смог.

– Сынок, ты че, плачешь? – удивился Марат.

– Лена меня бросила. Знал бы ты, на что я ее променял!

Я горько засмеялся, слезы затекали в рот. Еще икать начал. Я купил домой водки, и мы выпили ее с Философом, заедая гороховой кашей. В моем углу ночью пахло не очень хорошо. Все это время с Леной я думал о Сигите, жалел, что не отпиздил Ваню. Лена права. Она все правильно сделала, не нужно ко мне возвращаться.

Потом была еще какая-то интрижка и влюбленность, и меня жестоко кинула баба, зато мы с Костей съездили в небольшой тур: Нижний Новгород и Казань. В это время Дарья пыталась покончить с собой, перерезав себе вены. После такого события Пушкин попросил их съехать, и Косте повезло: он нашел отличную комнату в самом центре Москвы. Еще было экспериментальное выступление в Москве с музыкантами, которых собрал Кирилл Маевский и привез на день из Казани. Концерт получился убыточным, и убыток оплатил я, хотя и так уже был должен всем кучу денег. Потом я за каким-то хреном опять вернулся в Петербург, хотя жить на этот раз было негде, снова начал много пить и по выходным встречаться с Лидой.

Сперва в планах не было встречаться с ней, но Валера тогда находился на распутье и использовал меня как алиби, чтобы проводить время с любовницей, так опять нарисовалась и Лида.

– Что, рэпер-брошка? – сказала она, увидев меня спустя полтора месяца разлуки. – Говорят, влюбился ты там до беспамятства.

– Да, но вот опять к тебе вернулся.

– Такого говна даром не надо.

Однако мы опять оказались в ее постели. Трезвый даже не мог ей вставить, но стоило прибухнуть, и страсть разгоралась. У нее были светлые короткие чулки, которые она натягивала на свои мощные икры. Я просил ее заплетать косички, трахал Лиду раком, держась за них, а потом размазывал сперму по молочного цвета чулкам.

С утра в понедельник приходилось просыпаться очень рано. Я смотрел, как Лида похрапывает, аккуратно будил ее, чтобы закрылась, и валил на новую ненавистную работу. Мне надо было ехать за несколько часов от Петербурга с одним рыжим дебилом. Он ждал меня на своей задроченной восьмерке у одной из пригородных станций, потом мы гнали полтора часа в какой-то населенный пункт, кажется Мельниково. Рыжий много говорил. Мы отделывали вагонкой коттедж, утепляли стены, еще занимались мелкой работой на участке. Я писал о говнюке и этой работе в «Камерной музыке», повторяться нет желания. Могу только сказать еще разок: этот черт кинул меня и пусть сосет свой рыжий хуй.

Чем ближе было лето, тем жестче были пьянки на выходных. К Лиде пришли приятель и подруга, и мы напились водки. Трезвые-то они выглядели прилично, модные молодые ребята. Но когда напились, приятель разрезал руку себе и руку подруге и устроил братское кровосмешение. Лида ловко убирала за ними, успевала и выпить. Потом мы пошли в постель и хорошенько, по-звериному, поеблись, после чего я уснул голым, лежа на спине. Под утро приятель пришел в комнату посидеть «вконтакте» с Лидиного компа, но ему не давал покоя мой стоящий торчащий хуй в предрассветных сумерках. Приятель хлебнул из полторашки и подошел к шляпе. Взялся за нее, лизнул. Я почувствовал какое-то палево и открыл глаза. Секунды три у меня ушло на то, чтобы понять, что происходит. Рука, хуй, язык, пацан со щетиной, расстегнутый ворот клетчатой рубашки, цепкие пальцы на стволе.

– Саша, ты гомосек? – спросил я. – Выпусти.

Он застыл в такой позе, на коленях перед кроватью, глаза в глаза, ища ответ на дне моего вопросительного взгляда. В одной руке, повторяю, у него был мой хуй, в другой – пластиковая бутылка пива.

– Я нормальный, – сказал он и отхлебнул. – Пиво будешь? Лида тоже проснулась и уставилась на приятеля.

– Че случилось? – спросила она.

Тут до него дошло отпустить мой орган, встать и направиться вон из комнаты.

– Не буду мешать, – бросил он из коридора.

– Твой друг пытался отсосать у меня, – сказал я Лиде.

– Давай спать, – был ее ответ. Как будто ничего не произошло, она отвернулась к стенке и сразу заснула.

В очередной понедельник я понял, что не хочу тут оставаться. Ни работать, ни быть с Лидой. Попросил в долг денег у Философа, чтоб купить сидячий билет до Москвы. Лида даже отпросилась с работы, чтобы проводить меня. По-моему, Философ испугался, когда я зашел к нему с ней. Он теперь жил в коммунальной комнате в центре. На столе валялись учебники и книги на французском. Лида все время меня обнимала, а я едва стоял на ногах. Казалось, Философу противно нас наблюдать, он дал тысячу рублей и предложил присесть. Лида села на его постель.

– Красивый философ, – сказала она.

– Нам пора, – сказал я. – Спасибо. Верну.

Разболелась голова, так, что начал поскуливать, опохмелка не помогала. Мы сидели на лавочке, день был все жарче и жарче. Лида положила мою голову себе на колени, сказала, что будет ждать меня. Я внутренне сопротивлялся ее нежности, старался, чтобы отношения наши строились на животной страсти и обрезались, как только она выпадала из поля зрения. Но тут не выдержал и спросил:

– Ты меня любишь? Тогда постараюсь вернуться.

– Да, – сказала она, но как-то спокойно, осознанно. – Я тебя люблю.

Перед поездом я закинулся анальгином, сразу съел четыре колеса. Увиделись мы не скоро, я не старался вернуться, обманул. Сел на неудобное сиденье между незнакомыми людьми, положил рюкзак себе на колени, уткнулся в него носом и попытался замедлить карусель в голове. Поезд поехал в самую тьму, ничего не получалось, будущее пугало.

Я такой великий фильм посмотрел.

Послушай, какой крутой трек.

Знаешь, вот эта книга тебе точно будет по душе, она реально перевернула мой мир.

Бля, какая вкусная вода.

А есть тот заебательский сэндвич?

Такой стояк вчера был.

Пиздец, галерею такую посетили.

Ты только подумай, какая занимательная мысль!

Слушай, девчонка просто улет, тебе надо с ней познакомиться.

Покупайте эти витамины, реально суперские.

Вода такая классная, надо искупаться.

Ты пробовал эти фрукты? Что-то нереальное невероятное феноменальное!

Приезжай в гости, у меня тут так охуенно, тебе понравится.

Такой климат, ты мечтал об этом всю жизнь, даже если не догадывался.

Все в этом южном баре имеют мое лицо. Все говорят какую-то хуйню, мечтают о какой-то хуйне, являются какой-то хуйней. Мой воображаемый друг целиком состоит из хуйни.

На всех нас спускается плотный великий пердеж.

9

Если накатывало невыносимое отчаяние, значит, вскоре случался и страстный секс. Наверное, есть какой-то закон, который действует по крайней мере в юности.