Книга Переплёт - Бриджет Коллинз

Дарне продолжал смотреть на меня открыто, выжидающе, и мне показалось, что он надеялся услышать что-то еще.

— Но разве ты... — Я вдруг охрип и прокашлялся. — Мы простые фермеры. Разве твои родители... отец...

— Он ничего не сможет сделать. Мы можем пожениться тайно, а потом... — Дарне на секунду отвел взгляд. — Я буду заботиться о ней. Все будет хорошо.

— Тогда... я рад, — ответил я. — Альта будет счастлива. Он кивнул. Я развернулся и двинулся к арке, ведущей к полуразрушенному залу. Косые солнечные лучи светили в окна, заросшие глицинией, высвечивая на траве узор из светло-зеленых квадратов. У меня заболела голова. — Думал, ты обрадуешься, — сказал Дарне.

— Я и радуюсь, — я глянул на него через плечо и натянуто улыбнулся. — IVlbi все надеялись на такой исход.

Но он не улыбался.

— И ты тоже?

— Само собой. То есть... да. — Только бы он не решил, что нам нужны его деньги. Но будь он бедняком, мать с отцом никогда бы... Я просунул костяшку в щель в каменной стене и навалился на кулак всем весом. — Надеюсь, вы будете счастливы.

Дарне не ответил. В листве над моей головой закурлыкал голубь; его клич прозвучал кратким перезвоном колокольчиков.

— И ты больше ничего не скажешь? Не вижу, чтобы ты прыгал от радости. Или рвался пожать мне руку, как брат будущему брату.

— Я же сказал, что рад. Да и при чем тут я? Уверен, Альта порадуется за нас двоих.

— Я не об этом. — Он пинал ботинком стену. Солнечные блики на воде освещали его лицо снизу, в глазах мелькали тени. — В чем дело, Фармер? Ты по-прежнему считаешь, что я разобью ей сердце?

— Нет. — Я говорил искренне. В какой-то момент я проникся к нему доверием и сам не заметил, как это произошло.

— Значит, ты по-прежнему меня ненавидишь? Можешь признаться, я не обижусь.

— Не говори ерунду.

— Тогда в чем дело? Альта мне небезразлична. Я не подведу тебя, не сомневайся.

Я глубже просунул костяшку меж острых камней. А когда достал кулак, увидел, что до крови ободрал кожу. Дарне был прав: мне бы радоваться. Теперь у Альты будет длинная вуаль, расшитая жемчужинками, и дом в Каслфорде, и горничная; теперь у нее будет Дарне. Все, о чем она мечтала, имен-

но в таком порядке. В глубине души я понимал, что это несправедливо, но мне было все равно.

— А почему ты меня спрашиваешь? — сказал я. — Спроси моих родителей. Спроси Альту. Почему тебя так заботит мое мнение?

— Потому что...

Но я не желал слышать ответ. Прошел через арку и очутился в зале с высокими стенами и без крыши. Встав в его конце, постарался дышать как можно медленнее, сосредоточившись на том, что видел перед собой: розах, увивавших стены, широком бордюре из замшелых камней, невысокой траве. Кто-то присматривал за замком, внезапно понял я: это был садик, не просто руины. Странно, учитывая, какое запустение царило в остальных владениях лорда Арчимбольта.

— Эмметт, поговори со мной. Что случилось? Если ты не хочешь...

— Прошу тебя, не женись на ней, — выпалил я и закрыл лицо руками.

— Хорошо.

Я услышал его ответ и растерялся, не понимая, почему он это сказал.

— Прости, — выдавил я с трудом: в горле застрял болезненный ком. — Нет, конечно же женись на ней, я просто... я... не знаю, что со мной, я сморозил глупость, не выспался, вот и все. Забудь. Я не то хотел сказать.

Он взял меня за руку и развернул к себе лицом. А потом поцеловал.

Часы пробили шесть. Я знал, что бой доносится с конюшни Нового дома почти в миле отсюда, но теплый воздух был

таким неподвижным, что было полное ощущение: часы бьют на противоположном берегу рва. Через несколько секунд бой повторился — еще шесть ударов — ив этот раз мне показалось, что время замедлило ход. Никогда прежде я не ощущал такой тишины и покоя; все замерло, лишь слегка подрагивала зеркальная водная гладь, когда из воды на миг выныривала рыбешка. Птицы внезапно начинали петь и так же внезапно замолкали. Солнце опустилось за деревья на холме, но еще даже не смеркалось; сегодня был самый длинный день в году, до темноты оставалось еще несколько часов. — Эмметт?

Я оглянулся. В полуразрушенном дверном проеме стоял Дарне. Он перепутал пуговицы, когда застегивал рубашку, и один край свисал ниже другого. Я раскрыл рот, чтобы заговорить, но мог лишь улыбаться.

— Ты как, в порядке?

— Да.

— Хорошо. — Он указал на траву рядом с местом, где я сидел. — Не возражаешь?

— Нет, садись.

Я искоса взглянул на него, и от моего покоя не осталось и следа. Этот голос, это лицо без маски... Знаю ли я этого человека? Нет... И вместе с тем я знал его гораздо лучше, чем того, другого; именно этого Дарне я знал всегда, с того самого момента, как впервые увидел.

Прогоняя пробежавший по спине холодок, я подтянул колени к груди и поежился.

— Замерз?

— Начинает холодать.

— На солнце теплее.

— A мне здесь нравится. — Мы коротко переглянулись и улыбнулись друг другу; потом он снова отвел взгляд. После долгого молчания он спросил:

— Ты голоден?

— Нет. А ты?

— Не очень.

Мы снова замолчали. Клякса залаяла и заскулила, и мы машинально повернулись к пролому в стене. — Лягушки, — пояснил Дарне. — Хорошо, что она привязана. — Это уж точно.

Вяхирь сонно окликнул подругу. Внизу рыба показала спинку и снова нырнула на глубину, оставив после себя серебристую дорожку на зеленой воде. Я попытался вернуть ощущение покоя и пустоты, которое испытывал всего минуту назад, но рядом с ним это оказалось невозможно.

— Послушай, Эмметт...

— Что? — Мой голос прозвучал резко, как нежданная атака. Мы неподвижно смотрели друг на друга.

— Хочу, чтобы ты знал, — промолвил он, осторожно выговаривая слова, точно диктовал письмо, — если тебе захочется сделать вид, что ничего не произошло...

Я заметил грязь под ногтями и сосредоточенно принялся вычищать ее.

— Ты этого хочешь?

— Аты?

— Я спросил, чего хочешь ты. — Мне не хотелось смотреть на него, но я все же не удержался. — Насчет меня не переживай, Дарне. Желания крестьян просты и примитивны, их легко удовлетворить.

— Прекрати! — Он поднял руку; точно готовился отразить удар. — Да что с тобой? Я лишь сказал, что...

— Что хочешь сбежать. И все это ничего для тебя не значило. — Я ненавидел себя за то, что произносил эти слова вслух.

— Не будь дураком. — Он посмотрел мне в глаза. Я стиснул зубы и постарался выдержать его взгляд. Если я позволю ему увидеть, что чувствую сейчас, это станет для меня последним унижением.