Книга Огненное лето 41-го - Александр Авраменко

ПТАБы, ФАБы, АЖ-2, всё, что душе угодно для скорейшего расставания оной души с телом. Под крыльями грозно ощетинились яркими головками «РСы». Их особенно Сашка любит, по снайперски использует, одним залпом. Даже договорился с механиками, чтобы ему дополнительные «флейты» навесили, ещё четыре.

Олег — тот больше бомбы предпочитает. Кладёт — любо-дорого посмотреть. На тренировке высыпал цементные болванки в круг два метра диаметром. А полуцентнерной фугаски хватает, чтобы любой немецкий танк из строя вывести, если бомба не дальше метра упадёт. Осколки пятнадцать миллиметров брони режут, как консервный нож банку с тушёнкой.

Ещё две машины несут фосфор. Это специальный подарок для пехоты. Я — бомбы. Четыре сотки в отсеках, и две дополнительные под крыльями. Ох, кому-то достанется…

Сзади сидит Ваня. Его спарка «МГ» — хорошее предостережение наглому «мессеру». Он уже уронил одного такого: выскочил фриц из-за тучки и к нам, как обычно — двадцать градусов с тыла. А тут ему в упор из двух здоровенных стволов. Только остекленение брызнуло… Когда сели, Ваня от избытка чувств свою спарку даже расцеловал, потом застыдился правда, даже на землю сплюнул.

В общем, идём на задание. Хорошо идём. Сверху нас прикрывает «МиГи». Машины, конечно, тяжёлые, но уж лучше такие, чем совсем ничего. Только ведущий у них шальной какой-то. Вместо того, чтобы нормально идти — то вперёд умчится, то, наоборот, отстанет. Не нравится мне всё это, ой, не нравится… твою мать!!! Ну что ж это я такой глазливый-то, а?! Вечно накаркаю сам на себя…

Навстречу нам, распуская дымные хвосты форсируемых моторов, уже несутся фашисты, целых четырнадцать машин. Это всё…

Впрочем, зря я плохо про ребят из прикрытия подумал! Наши тяжелые «Микояны-Гуревичи» бросаются на врага с отчаянной лихостью, втягивая их в бой, больше похожий на воздушную свалку.

Но наблюдать мне некогда, надо выполнять задание. Я увожу эскадрилью ниже, благо камуфляж у нас отменный. Закладываю вираж, чтобы выйти на штурмовку если не с тыла, то хотя бы с фланга, поскольку с нашей стороны сейчас сплошные зенитки всех видов и типов. Да и молодёжь с нами. Если наша троица уже собаку на этих налетах съела, с полувзмаха крыла, как говорится, друг друга понимаем, то «желторотики» только «делай, как я» могут, и то не все.

Один недавно вообще отличился — со страху «мёртвую петлю» заложил. И самое странное, что получилось. Сашка как увидел — ахнул: ну, говорит, ас прямо, хоть и молодой! А потом на земле спросили, мол, как ты это умудрился? Ну, тот и выдал: не помню, мол, увидел, какой-то с красным коком мимо идёт, подумал — немец, и рванул, всё что под руку попало. Если бы не мотор нормальной сборки — как пить дать, свалился бы на хвост в верхней точке. А так — повезло дуралею…

Линия фронта видна издали — чёрные столбы горящей соляры, белесые дымы пылающего сена, короткие огненные вспышки разрывов. А это что! Не может быть! Ах, сволочи! Гады! В небе целая куча, штук, наверное, двадцать «лаптёжников». Выстроившись в круг, пикировщики по очереди обрабатывают наш передний край, всю линию которого заволокло сплошной пеленой огня и дыма. Меня начинает трясти от ярости. Эх, а наши «ястребки» сейчас насмерть с «мессерами» дерутся, не могут помочь…

— Слушай меня! Сержанты после штурмовки — в круг и по второму разу. Офицеры — делай как я!

В наушниках тишина, но я знаю, что ребята меня услышали. У них ведь только приёмники стоят, передатчик у одного меня…

Автоматически закрываю жалюзи маслорадиатора. Теперь у меня только десять минут до начала перегрева. Сектор газа до упора. Горка! Сто пятьдесят. Двести. Пошли, орлы! Пошли! С лёгким скольжением влево иду в пике. Пусть маленькое, градусов под тридцать, но сила тяжести всё-таки добавляет лишние километры к инерции, зашвыривающей бомбы именно туда, куда требуется. Мне «кирзовый сапог» не нужен, уже настоящее чутьё появилось. Точно знаю что, когда и как надо сделать, чтобы мои «гостинцы» наилучшим образом сработали!

Словно гигантский мягкий кулак бьёт снизу, встряхивая машину так, что стонет весь набор, до последней нервюры. Все, теперь в круг! Орудуя педалями и ручкой управления, ору до хрипоты в ларингофоны.

Немецкие позиции сейчас выглядят точно так же, как и наши — всё затянуто непроглядной огненно-дымной пеленой. Вверх! Давай, родимый!..

Двигатель надсадно ревёт, вытаскивая тяжелую машину вверх. Из мглы подо мной выныривают ещё пять машин. Это мои и тройка Димы Политова, ещё одного ветерана. «ИЛы» тяжело набирают высоту. Привет, лапти! Не ждали?! А мы к вам в гости решили зайти! Привет от тёти Моти передать…

Машина словно замирает на месте, когда я даю полный залп из бортового оружия. Сплошная струя огня утыкается в передний «Юнкерс», мгновенно окутывающийся пламенем, секунда — и самолёт валится в последнее пике в своей жизни. Ребята от меня не отстают, тоже полосуя направо и налево. Ещё два «штукаса» перечёркивают небо чёрными дымными хвостами.

Но против обыкновения, на сей раз немцы не пасуют и не удирают. Пользуясь своей манёвренностью, гансы выстраивают оборонительный круг и начинают отбиваться, успешно реализуя своё численное превосходство. Может, в Польше или Голландии это и помогало, только теперь нашла коса на камень! У нас и пулемётов побольше, и пушки имеются, а самое главное — не страшны нам их пульки винтовочного калибра, со вспышками рикошетящие от нашей брони.

Спокойно захожу в лоб на ведущего. Держи, сволочь! Всего два одновременных движения — предохранительную собачку ногтем вверх, гашетку до упора — и… Взрыв!

В тот же миг мой «ИЛ» пронзает облако из обломков, образовавшееся на месте, где только что был самолёт. Кажется, что-то рвёт обшивку крыла. Вираж! Нормально, ушел…

А это что еще за ас такой снова выискался! Ведь свалишься, придурок, свалишься! Поздно. «Ильюшин» срывается в плоский штопор. Выводи!!! Лихорадочно осматриваюсь — немцы бегут, наши шесть — все на месте. Неужели кто-то из молодых полез?! Которые «взлёт-посадка»?! Отчаянно штопорящая машина скрывается в дымной завесе, остальные молодые послушно нарезают над ней круги. Зенитки молчат — стрелять некому и некуда, с земли сейчас и солнышка не разглядеть…

Подаю сигнал сбора, выстраиваемся и идём к себе на аэродром. Я молчу. Потеряли студента. Хотя, конечно, сам виноват, приказ был — держаться в круге со всеми, а его на подвиги потянуло. Сам погиб, машину угробил, оборонительный круг разорвал. А если б шальной охотник наскочил?

Впрочем, это я себя успокаиваю…

* * *

— Товарищ командир! Задание выполнено. В процессе выполнения сбито четыре «Ю-87». Потери — сержант Сидоров из последнего пополнения. Причина гибели — нарушение приказа командира. Не удержал машину, Нестеров, в штопор сорвался…

В столовой молча едим. Этот вылет был на сегодня последним, так что до завтра отбой. Во главе стола — сиротливый стакан, полный до краёв, сверху — кусочек чёрного хлеба, густо посыпанный солью. Молча пьём и расходимся…

Утром приходит подтверждение: упал за нашим передним краем. Машина скапотировала. Пилот — насмерть. Молодой пацан, и двадцати не было. Не то, что мы, старики… Жалко… И чего полез? Послушался бы — жив остался, ну, получил бы получил, подумаешь, зато отец-мать сына бы встретили. Может быть…