Книга Пепел - Федор Березин

— Шли бы вы своей дорогой! — тяжело гаркнул он в промежутке между атаками. — Разминка окончена, сейчас начну убивать!

Однако они ему не поверили. Еще через некоторое время он получил тяжелый удар по голове: все поплыло перед глазами. Затем ударили по лицу, поскольку он еще не упал: надежное сцепление хранило его от такого казуса. Он почти перестал видеть, и не только от звездочек, мелькающих перед глазами, от последнего удачного удара произошло временное нарушение зрения: зрачки сжались, словно вокруг была ночная тьма. Пилот не сдавался, он уже не мог применять блоки, но сделал несколько сильных прямых ударов в выплывающие из тьмы пятна-лица. Наверное, это решило дело: у последних из нападающих сдали нервы. Он еще стоял, хотя сознание уплывало от него со скоростью фотонной ракеты, когда они побежали, прихватив раненых, опасаясь его и военной полиции.

Затем он упал, и микрокрючки на подошвах нехотя отпустили своих ковровых братьев, вырывая их с корнем.

Теперь Хадас в очередной раз сменил обстановку. Вначале это была камера для арестованных, потом родная каюта, о которой он с умилением вспоминал там, в подземном мире Гаруды, а теперь это была больничная палата. Над ним последовательно трудилась целая группа врачей и десятки видов восстанавливающих силы и здоровье препаратов. Похаживал к нему и подполковник Дюбари. Вначале он выяснял подробности инцидента, а после обычно высказывал свои стратегические соображения. Посему Хадас наслаждался не только отдыхом, но и дискуссиями.

— Мы владели силой, корвет-капитан, чудовищной силой. Она была настолько подавляющей всякое сопротивление, что мы могли просто наслаждаться ею. Как кошка, играющая с мышью и не доводящая дело до конца: она — для продления удовольствия, мы — для других, не имеющих сейчас значения, целей. Однако мы увлеклись и потеряли бдительность. Вроде бы дохлая мышь внезапно ожила. Она ухватила нас громадными зубами, появление коих мы прошляпили, и едва не перегрызла горло. Нас спасла случайность. Вы согласны с этим, капитан?

— Может, — и так, но ведь справедливость на нашей стороне? — переметнулся Хадас.

Клавдий Дюбари воззрился на него с некоторой долей превосходства.

— Послушайте, офицер, при чем здесь это? Справедливость, несправедливость… Какая, к черту, разница, друг. Мы считаем действия справедливыми, потому как мы на этой стороне, будь мы на той — все было бы иначе. Вы снова не согласны?

— Но ведь есть справедливые и несправедливые войны, разве не так?

— Где вы наслушались этого бреда, вы ведь старший офицер? Возможно, войны делятся на захватнические и оборонительные, но даже здесь все очень условно. Поверьте, любой из участников, вступивший в войну, имеет на это веские причины, даже если они скрыты кучей отвлекающих поводов. Любую войну можно назвать освободительной, если чуточку порыться в летописях: все там трактуется так или иначе, в зависимости от того, что искать. С точки зрения стороны, ведущей агрессию, она права. Она расширяет ареал обитания, либо хочет завладеть ресурсами, волею случая расположенных на чужой территории, либо просто должна выплеснуть вовне отрицательные эмоции, дабы они не разрядились внутри, а может, там назревает революционная ситуация, ее правительство, из-за неумелого управления общественными процессами, на грани кризиса, и есть только один путь разрешить конфликт: начать бойню. Ведь никто не решится впрячься в телегу войны на авось: нужна подготовка. Война — это риск, большой риск. Все здесь может повернуться так или эдак. Даже в шахматах нельзя перебрать все варианты, а уж тем более в жизни. Все эти годы мы были уверены, что наконец-то научились держать руку на пульсе войны, научились ее контролировать, вести по плану, не давать ей угаснуть и не позволять разгореться чрезмерно, как наши давние предки в скальных пещерах, поддерживающие пламя кусочками коры. Мы контролировали расходы на ее ведение, учитывали даже вероятностные потери в людях своей стороны, потери противника давно свелись в работу по площадям, в подсчет переработанной в пыль территории суши. Мы так свыклись с этой войнушкой, так полюбили ее.

— Вы считаете, что наше правительство не давало сражению разгореться чрезмерно? Да я сам лично много раз сбрасывал «колотушку»: обычно это десять мегатонн, но бывает — пятьдесят!

— А ведь все-таки можно было бы за эти годы постараться сделать что похуже? — расплылся в улыбке Дюбари. Любил он улыбаться по всяким кровожадным поводам.

— Например, вариант «Квазар», — внезапно вспомнил Хадас. — Вы, кажется, о нем недавно упоминали.

— Так точно, корвет-капитан. Когда звезда с параметрами Солнца облучается сверхлазером со специзлучением: и пшик… Он работает, как катализатор термоядерной топки, если помните. И вот вам сверхновая тут как тут. Индра достаточно далека от нашей родной системы, последствия не скажутся никогда, ведь правда?

— Но ведь нужна колоссальная мощность?

— Не такая уж колоссальная, если разобраться: вполне достижима, если напрячь экономику лет на десять — пятнадцать.

— Но земная индустрия не выдержала бы таких затрат.

— Да, это было бы очень трудно без слома политического аппарата, однако возможно.

— Но ведь это даже более нерационально, чем из пушки по воробьям? — решился поспорить Хадас. Оперативник расплылся в кривой усмешке.

— Зато это была бы грандиозная демонстрация силы. И разве мы не занимались стрельбой по воробьям все эти годы? Мы ведь просто растягивали удовольствие, не добивая противника, так, корвет? Нам это было выгодно, вот и все. Если бы было выгодно добить его одним махом, тогда бы сделали по-другому.

Кто знал, что в этот момент обоим им приоткрылась завеса будущего, и очень скорого будущего.

— Итак, Дод, мы способны нанести по ним удар, который гарантировано сотрет их подземное государство? И кроме того, сможем ли мы это проверить?

— В связи с полетами на Даккини у нас проблемы с горючим, почти прикончен лимит малых зарядов, большие еще есть, но их невозможно использовать в качестве проникающих под скальный грунт боеголовок, они слишком велики для стандартного пробивающего корпуса. Правда, и при наличии обычных «проникателей», способных с разгону внедриться на двести — триста метров, мы бы могли действовать наверняка только при точном знании координат их штабов и ракетных шахт. Однако это возможно сделать, только произведя высадку и просветив этот сектор нейтринным искателем, но ведь высадки не будет? — осведомился Мадейрос, заранее зная ответ.

— Так точно, господин контр-адмирал, высадки не будет, — с язвительной улыбочкой поддакнул начальник. — А нельзя ли обнаружить их шахты, запустив под слой ионизационных облаков разведчик?

— Но мы ведь уже попробовали это, в тот злополучный день, когда потеряли еще одного пилота. Это ничего не дало. По рассказу Кьюма, они проходили пусковые стволы «слепым» способом снизу, без выхода на поверхность. Это так и называется «слепой ствол». Только перед пуском ракеты верхний слой почвы откидывается взрывом. Мы обнаружили эти выбросы породы, но что из этого — лишь подтверждение рассказов нашего все еще подозреваемого в убийстве?