Книга Джокер - Феликс Разумовский

— Полагаю, вегетарианцы во многом правы, но всё-таки насвете нет ничего вкуснее куска говядины, зажаренного по нашему монегасскомурецепту… — Окончательно отрешившись от этикета, князь корочкой хлебасобрал застывший в тарелке соус, трепетно прожевал… и неожиданно поморщился,словно хватил лишку, — увидел на пороге своего личного секретаря. —О, чёрт, — непроизвольно вырвалось у него, — как же я мог забыть!Дорогая, тысячу извинений, мне нужно срочно сделать звонок… этим, — онпоказал куда-то наверх, — лягушатникам.[122] Не скучайте,я буквально на десять минут.

Промокнул салфеткой усы, кивнул ей, как другу, который,конечно же, всё поймёт и простит, и исчез, сопровождаемый секретарём.

Кейс осталась в беседке одна…

Почти сразу за ветками мелькнул белый чепец, послышалисьтяжеловатые шаги, и появилась давешняя служанка. Правда, с первого взглядаузнать её было трудно. Глаза тевтонки метали молнии, лицо побледнело от ярости,перекошенный рот, казалось, так и распирали ругательства.

— Ты что здесь делаешь, сука? — осведомилась она спорога, и её глаза превратились в щёлки, напоминавшие о лезвии опаснойбритвы. — Ты что здесь забыла, тварь?

По всему чувствовалось — они с Кейс были отлично знакомы.

— То же, что и вы, любезная Гретхен. То жесамое, — мурлыкнула гостья князя, кивнула и пригубила бокал. —Отличное вино… Я вам оставлю по старой дружбе, хотите? Допьёте потом… у себя накухне.

— Не заговаривай мне зубы, дешёвка, — рассвирепелаГретхен. — Ты знаешь, что это принадлежит мне! И принадлежало всегда! Еслибы не этот проклятый Цезарь…

— Зря вы так, Гретхен, о Юлии. Редкого обаяния былмужчинка. Даром что наполовину…[123] — Кейс, толком не отпив,поставила бокал. — А потом, вам не кажется, что мы делим шкуру неубитогомедведя? Никто ведь ничего ещё не нашёл. Да и найдут ли?

Только блеск в глазах да раздувшиеся ноздри говорили о том,чего стоила ей это внешняя невозмутимость.

— Не каркай, стерва, не каркай, — по-змеиномузашипела служанка. — Всё своё я возьму! Возьму сполна! И никто не посмеетпомешать мне. Слышала, дешёвка? Не посмеет!

С этими словами она притопнула — вроде не сильно, но так,что содрогнулась беседка, и властно повела рукой, причём из её горла вырвалсярычащий, рокочущий звук. Сейчас же, словно под действием магнита, вилки и ножина столе пришли в движение. Тонко завибрировали и подняли острия, направляемыестрого в одну точку — в левый глаз Кейс. Чем-то они напоминали металлическихгадов, вставших на хвосты и собирающихся укусить.

А ещё говорят, что серебро не подвержено магнетизму…

Это была последняя капля, переполнившая чашу терпения Кейс.

— Тварь. — Она начертала рукой в воздухе некийзнак, и вилки с ножами вновь стали ручными, зато массивная ёмкость с пикантнойподливой, наоборот, словно взбесилась. Миг — и фарфоровый болид влепилсяГретхен в живот. Тевтонка со стоном согнулась, красный соус залил белый фартук,потом скатерть и наконец стёк на пол, а соусница с грохотом разлетелась накуски. — Я тебе покажу дешёвку, тварь!

Пинок в зад вышвырнул Гретхен из беседки, женщинапоскользнулась, кое-как встала и ретировалась в кусты. Словно белый флагкапитуляции, мелькнул за ветками её чепец…

Спустя едва ли минуту в беседку вернулся князь, мрачный ирассерженный после разговора с французами. Его взору предстали мерзкие пятнасоуса на одежде бедной Кейс. Они покатались ему зловещими отметинами крови набелоснежно-непорочных ангельских крыльях.

— Господи, моя дорогая, что случилось? — застыл напороге князь. — Ты цела? Ты не ранена?..

А сам подумал: похоже, романтическое окончание вечера,любовный эндшпиль отменяется. Господи, да что же это за день сегодня такой?Одни неудачи…

— Ваше Высочество, ваша благородная доброта оказаласьпростёрта над людьми низкими и недостойными, — не поднимая глаз, ответилаКейс, и он с ужасом увидел слёзы у неё на ресницах. — Кто бы мог подумать,какие злобные исключения встречаются среди добропорядочных немок… Вы нераспорядитесь, чтобы мне заказали такси?

Итак, худшие опасения князя подтвердились. Никакогоромантического финала!

— Сейчас же велю управляющему уволитьбесстыдницу, — рассвирепел он. — И впредь никого не брать без должныхрекомендаций! Хотя обстоятельства порой бывают сильнее нас… — Он поймалудивлённый взгляд Кейс, вздохнул, угрюмо пожал плечами и объяснил: — Во всёмвиновата трагическая случайность… Прежняя служанка Сара вчера вечером упала собрыва. Старая добрая Сара… Пришлось экстренно брать немку… — Он сновапосмотрел на лужу соуса на полу. — Сейчас, дорогая, вам подадут авто. Асчёт за платье пришлите мне. За всё будет заплачено сполна.

Через несколько минут Кейс села в лимузин и уехала в отель«Де Пари».

Там она заперлась в номере, вытащила верную наваху[124] и принялась править её на ремне…

Варенцова. Вот такой праздник

— Ну?.. — Песцов смотрел на Бьянку форменнымзверем, — Как?

— Кверху каком. — Бьянка подошла, коротковздохнула, села на скамеечку, устроенную возле палатки. — Не берётся нашафриканский колдун, шугается, как чёрт от ладана. Чего я только ни предлагалаему… разве что кроме неба Италии… Нет и нет. Не хочет. — Бьянка немногоподумала. — А скорее всего, просто не может. Говорит, не проси, невозьмусь ни за какие коврижки. Случай-де исключительный. Не в егокомпетенции.

Они сидели у своей палатки, под замшелой елью, раскинувшейветки шатром. Гроза отгремела и укатилась за горизонт, а вот душевные тучиразогнать было некому. Краев как вернулся тогда из Глуховки, так пластом илежал, даже не открывая глаз, а Мгиви ни в какую не брался помочь ему. По егословам, медицина была здесь бессильна, а оглядки на тонкий план — смехотворны.Потомок великих шаманов предлагал уповать на волю случая и на вмешательствовысших сил. Что ж это делается-то, братцы?..

— Так, — вконец помрачнел Песцов, подумал, хмуропосмотрел на часы. — Ну и что теперь?

Стрелки показывали начало пятого. Теоретически пора перетьсяна праздничный обед. По поводу прибытия зарубежных гостей, чтоб они всепопухли. Какой, к чёрту, обед, когда кусок в горло не полезет? И солнце этоещё, светит прямо в глаза, слезиться их заставляет…

— Не знаю, Сёма, не знаю, — опустила головуБьянка. — Ну не знаю я. Прости, если можешь.