Книга Двойное дыхание - Татьяна Соломатина

– Как ты это делаешь?! – восхищённо спросила Светка, едва они покинули приёмную.

– Просто. Не суечусь. Не пытаюсь кому-то что-то доказать – это априори лишено смысла. Не выпячиваю своё эго. Последнее вовсе не означает, кстати, что его у меня нет. «Надо только вы учиться ждать. Надо быть спокойным и упрямым… – сделав серьёзное лицо, негромко запел Женька, торжественно обняв одну из колонн, коими был полон холл здания, частично построенного в стиле «позднесоветского псевдоампира».

– …чтоб порой от жизни получать радости скупые телеграа-а-ммы!» – подхватила Светка.

– «Надежда – мой компас земной, а удача награда за сме-еелость. А песни… Довольно одной, чтоб только о доме в ней пее-елось!» – грохнули они хором.

– Хорош! А то ещё увидит кто, как мы тут дурака валяем, заведующие, понимаешь, ты ещё и обязанности начмеда исполняешь. Пойдём работать, а песни вечером петь будем.

– Будем. Нет, всё-таки, как это у тебя получается, а?!

– Как-то так, Светка. Не знаю. Помнишь старый анекдот про профессорскую бороду?

– Не припоминаю.

– Как-то раз студенты спросили пожилого профессора: «Вы когда спать ложитесь, бороду под одеяло укладываете или поверх?» – Женька выдержал паузу.

– И что?

– И то! Впервые за долгие годы профессор уснуть не смог. Так что не спрашивай меня, как я это делаю. Просто пользуйся плодами моей деятельности. Пошли работать, Светлана Анатольевна, солнце ещё высоко!

– Как достала эта рутина!

– О чём ты, Света? – Женька приподнял бровь.

– А то ты не знаешь?! Бесконечная писанина эта, бабы, задающие плюс-минус одни и те же вопросы, и каждая – каждая! – считает, что такой, как она, – больше нет. «Я, Кудин и в жопе один», – как говорила моя покойная бабка.

– Так оно и есть, Светка. Каждая из них – уникальное творение. Синоним слова «работа», кстати.

– Да-да. Та самая, от которой кони дохнут.

– От творения кони не дохнут. Это люди дохнут от бессмысленного нытья. И, что удивительно, на это силы всегда находятся.

– Не дохнут, да? Вот был бы ты белый человек, так по ночам спал, а по утрам – просыпался. Строчил, как Машка или мамаша твоя, пока строчится, а по вечерам и ночами не вздрагивал от телефонных звонков. А сейчас что? Отработал смену ответственным дежурным? Милости просим к продолжению банкета, раз вы заведующий. Пожалуйте, сделайте обход, на плановые сходите и раньше ординаторов не вздумайте домой валить, Евгений Иванович. И вот когда ты доволочёшь домой свои ноги, там будет Машка, подруга моя любимая, что в порыве творческого вдохновения спалила очередную кастрюлю, потому что просто о ней забыла.

– Это, Светка, тоже работа. А Машка да, тут ты права, уж лучше бы у неё никогда не случалось припадков кулинарного творчества. Потому, чтобы сотворить, одного вдохновения мало. Нужна кропотливая, что? Правильно. Работа. Всё, пошёл я на свои галеры, Светлана Анатольевна. А ты греби к себе. Увидимся ещё сегодня. И много раз, кстати. – Он хохотнул.

– У тебя плановые операции есть?

Не оборачиваясь, он показал Светке левой рукой «козу».

– Две? Да ты лопатой бабки гребёшь, Иванов! – засмеялась та.

Он в ответ лишь махнул всё той же левой ведущей.

Работа, работа, работа… «Работа, дело, делание, занятие, труд, страда, подвиг, упражнение; изделие, поделка, произведение, создание, творение, продукт. Работа изнурительная, кропотливая, тяжёлая, адская, египетская, полевая, усидчивая, чёрная» – рассказывает словарь русских синонимов и сходных по смыслу выражений. И словарь не разделяет работу на «рутинную» и «творческую», даже под словом «творение» имея в виду всего лишь работу. Кто сказал, что в работе писателя, художника или скульптора нет так называемой рутины? Кому в голову взбрело, что в работе врача нет творческого начала? Нет смысла дробить единое? «Рутина» и «творчество» лишь составляющие части любой работы. Тысячекратные повторения оттачивают мастерство – будь то мастерство написания историй родов или абзацев художественного текста. Оттачивают движения скальпеля и мысль. Не существует совершенного искусства без ремесла, а любое постоянно совершенствующееся ремесло рано или поздно становится искусством.

Женька искусно провернул рутину дневных дел. Первое – плановое кесарево. Затем – обход заведующего в сопровождении толпы ординаторов, акушерок, интернов.

К каждой женщине подход индивидуальный. И не только в лечебно-диагностической тактике. Одной достаточно улыбнуться, другую потрепать по щеке, и она расцветёт. «Ах, молодой, красивый доктор, заведующий, между прочим! – Будут сплетничать с соседками по палате. – Обручалка? Мне санитарка сказала, что у него жена намного старше, у неё отвратительный характер. Наверняка серая мышь, а то и вовсе уродина. Такие обычно невероятными путями женят на себе красавцев. Поперёк у них там, что ли? Она тут работала, а сейчас ушла на повышение. Говорят, у неё денег куры не клюют. Вот на бабках, наверное, и женился!» – Вздохнут, уткнутся в женский детектив и будут ждать своих мужей. «Пусть, конечно, не такой красавец, как этот Евгений Иванович, но тоже ничего, любит меня не за бабки!»

Кто вам сказал, что беременные – не женственны и утрачивают желание нравиться? Хотят. И сплетничают, и психуют. Последнее – куда чаще, чем небеременные. Поэтому где и надавить не помешает. Не накричать конечно же, а просто быть построже. Без экивоков объяснить, что будет, если не прокапать то и не принимать это. Послеродовые уже в других заботах, хотя всё равно кокетство никуда не улетучивается. И вроде понимают, что доктора ничего, кроме их состояния, не интересует, и в промежность он заглядывает исключительно из профессионального интереса, и руки во всякие места погружает лишь для того, чтобы проверить, сформирована ли шейка матки, целы ли своды, нету ли гематом… И всё равно причешутся, и губы накрасят, а особо продвинутые ещё и глаза подведут.

– Ой, он меня когда за грудь потрогал, ах! По-моему, он как-то не совсем как доктор трогал. Показалось, наверное… – делится с дежурной акушеркой на сцеживании очередная родильница, ожидая подтверждения.

– Что вы! Он от своей жены без ума. Перед ним хоть строй красавиц с голыми сиськами выставь, у него ни в одном месте не шевельнётся. Ни в душе, ни в штанах. Проверено! – усмехается та в ответ.

– Такого не бывает. Значит, он импотент! – надувалась очередная новоявленная мамаша. – Потому что любовь любовью, а у всех мужиков стоит, если им что-то показать.

– Стоит у самцов. А настоящие мужики себя контролируют. Господи, какие же вы все дуры набитые! – вздыхает акушерка, засовывая в карман шуршащее «спасибо».

– Больше к этой сцеживаться не пойду! – заявляет дама товаркам, возвратясь с процедуры. – Грубая она какая-то…

Пациентки влюблялись в Евгения Ивановича пачками. Это бывает и с самыми разумными замужними и любящими женщинами, когда рядом появляется симпатичный мужчина. А уж на фоне изменённого беременностью и родами сознания… Достаточно большой сдвиг по гормональной фазе. Чего уж там – полная перестройка. Вначале страх перед родами. Затем боль периода раскрытия и, наконец, финальные муки изгнания, а рядом такой спокойный, такой красивый, такой доктор-доктор, воплощение девичьей мечты. «Евгений Иванович, не уходите! Вы когда мне руку на живот кладёте, мне легче!», «Евгений Иванович, можно я за вас подержусь, а? а? А-а-а-а!!!», «Ой, не режьте, Евгений Иванович, миленький!», «Режьте, Евгений Иванович, родненький!», «Ой, Евгений Иванович, зашейте красиво!» – И глазки, несмотря на боль, кокетливые… Хотя перед тем, как родился послед и начались процедуры осмотра родовых путей, женщина совершенно забывала и о Евгении Ивановиче, и о всех и вся в мире вообще. В то самое мгновение, когда она была Богом сотворяющим. Любовь, и только любовь лучилась из неё. А не кокетство, не влюблённость, не страх, не мука, не бабские сплетни и не прочая дурость мирского. За эту радость, за счастье быть рядом в момент мощного выброса в мир чистой квинтэссенции любви, что побеждала страх перед жизнью и смертью, Женька особенно ценил свою работу. Что может быть более творческим, более возвышенным, более искусным, чем акт очищенной любви?