Книга Барчестерские башни - Энтони Троллоп

— Бедный мистер Хардинг, по-видимому, никак не может на что-то решиться. Вы, конечно, помните наш последний разговор?

Мистер Куиверфул заверил мистера Слоупа, что этот разговор свеж в его памяти.

— Вы, вероятно, не забыли, что я сказал вам о решении мистера Хардинга не возвращаться в богадельню?

Мистер Куиверфул объявил, что помнит это очень хорошо.

— И, полагаясь на его отказ, я предложил это место вам.

— Мне кажется, вы сказали, что вас уполномочил епископ.

— Неужели? Я это сказал? Что же, возможно, в своем желании услужить вам я несколько предвосхитил события. Насколько я помню, я этого не говорил. Но, сознаюсь, я очень хотел, чтобы место получили вы, и мог выразиться необдуманно.

— Но,— в отчаянии возразил мистер Куиверфул,— миссис Прауди дала моей жене самое ясное и недвусмысленное обещание.

Мистер Слоуп улыбнулся и грустно покачал головой. Он хотел улыбнуться приятно, но его собеседнику эта улыбка показалась дьявольской.

— Миссис Прауди! — сказал он.— Если в подобных делах полагаться на то, что говорят друг другу дамы, хлопот не оберешься, и самых неприятных хлопот. Миссис Прауди превосходнейшая женщина, добросердечная, сострадательная, благочестивая — словом, превосходнейшая! Но, любезный мистер Куиверфул, делами епархии она не ведает!

Пораженный ужасом, мистер Куиверфул на мгновение онемел.

— Так, значит, я должен считать, что мне ничего не обещали? — спросил он потом, немного собравшись с мыслями.

— Разрешите, я вам все объясню. Да, вам было дано обещание, но при условии, что мистер Хардинг откажется. Будьте справедливы ко мне: вы же сами сказали, что можете дать согласие, только если мистер Хардинг откажется.

— Да,— сказал мистер Куиверфул.— Да, я это говорил.

— Ну, так выяснилось, что он не отказался.

— Но, право же, вы сами мне сказали, и не один раз, что он отказался, и в вашем присутствии.

— Так я понял. Но я ошибся. Однако, мистер Куиверфул, не думайте, пожалуйста, что я отрекаюсь от своих обязательств. Нет! Протянув руку человеку в вашем положении, человеку со столь большим семейством и имеющему все права, я никогда не отниму ее. Я хочу только, чтобы вы были справедливы ко мне.

— Я, во всяком случае, попытаюсь поступить по справедливости,— сказал бедняк, чувствуя, что ему остается только утешаться сознанием своего мученичества.

— О, я в этом не сомневаюсь! Я не сомневаюсь, что вы не захотите присвоить бенефиций, принадлежащий другому. Вам ведь известна история мистера Хардинга, и вы знаете, какой это человек. Мистер Хардинг хочет занять свое прежнее место, но епископа несколько смущает разговор, который у меня был с вами, хотя он и не считает, что связан обещанием.

— Так,— сказал мистер Куиверфул в растерянности, не зная, как ему следует поступить при подобных обстоятельствах и тщетно пытаясь подкрепить свой дух тем инстинктом самосохранения, который делал столь смелой его жену.

— Место смотрителя маленькой богадельни — не единственное в распоряжении епископа, мистер Куиверфул, и далеко не лучшее. А его преосвященство не забывает тех, кто снискал его одобрение. Если вы позволите дать вам дружеский совет...

— Я буду вам очень благодарен,— сказал бедный пуддингдейлский священник.

— На вашем месте я не стал бы мешать мистеру Хардингу. Вы вряд ли получите это назначение, даже если будете настаивать. Права мистера Хардинга на это место бесспорны. Если же вы разрешите мне сообщить епископу, что вы не хотите мешать мистеру Хардингу, я могу обещать вам — но, разумеется, это не официальное обещание,— что епископ не допустит, чтобы вы остались беднее, чем были бы, став смотрителем.

Мистер Куиверфул молча глядел в пустоту. Что он мог ответить? Мистер Слоуп сказал правду. У мистера Хардинга было право на это место. В распоряжении епископа было много прекрасных бенефициев. И епископ, и мистер Слоуп — страшные враги и желанные друзья для человека в его положении. К тому же у него нет доказательств, что ему было дано обещание; как может он заставить епископа назначить его смотрителем?

— Ну, так как же, мистер Куиверфул?

— Как вы считаете нужным, мистер Слоуп. Но это тяжкое, тяжкое разочарование. Не скрою, я очень беден, мистер Слоуп.

— Вы увидите, мистер Куиверфул, что вам же будет лучше.

Так мистер Слоуп получил от мистера Куиверфула полный отказ от каких-либо претензий на место смотрителя. Отречение было устным и без свидетелей, но ведь таково же было и обещание.

Мистер Слоуп вновь заверил мистера Куиверфула, что он не будет забыт, и уехал в Барчестер, не сомневаясь, что теперь епископ все сделает так, как того хочет он.

ГЛАВА XXV Четырнадцать доводов в пользу мистера Куиверфула

Почти все мы слыхали, как страшна бывает окруженная детенышами львица, когда посягают на ее добычу. Мало кто рискнет отнять кость у собаки, растящей щенят. Всем известна история Медеи и ее детей, а также горе Констанции. Миссис Куиверфул, услышав рассказ мужа, ощутила в своей груди ярость львицы, бешенство волкодава, гнев покинутой царицы и неизбывное отчаяние матери, лишившейся единственного сына.

Едва за гостем закрылась дверь, как, полная нетерпения, но без особой тревоги, она бросилась к мужу узнать, зачем приезжал капеллан. Мистеру Слоупу повезло, что он был уже далеко: гнев подобной женщины в подобную минуту заставил бы затрепетать даже его. Как правило, даме приличествует сдержанность: бранящаяся женщина не только безобразна, но часто и смешна. Бой-баба всегда отвратительна. Тезей, правда, любил амазонку, но он был с ней очень груб, а со времен Тезея и по наши дни всякий мужчина предпочитает в жене тихую кротость дерзкой смелости. Негромкий голос — “украшение женщины”.

Это общее правило, и отступать от него следует лишь очень немногим женщинам и лишь в редких случаях. Но если женщина когда-либо имеет право, растрепав волосы, размахивать руками и оглушать мужчин воплями, то именно в ту минуту, когда она бросается в битву не ради себя, а ради тех, кого она носила во чреве, кого вскормила грудью, кто ждет от нее дневного пропитания, как человек — от своего Творца. Миссис Куиверфул была обыкновенной женщиной. Она не была ни Медеей, ни Констанцией. Сердясь, она прибегала к простым словам и к тону, который можно было бы слегка понизить, но во всяком случае она была искренна. Теперь, сама того не зная, она поднялась до высот трагедии. — Что же, душечка, мы его не получим.— Такие слова приветствовали ее слух, когда, еще разгоряченная жаром плиты, она вошла в гостиную. А лицо мужа сказало ей все яснее слов.

Такой же вестник, слабый, павший духом,

Смертельно бледный, сломленный печалью,

Во тьме ночной отдернул полог ложа

Царя Приама...

— Как! — воскликнула она, и сама миссис Сиддонс не сумела бы вложить больше страсти в это короткое слово.— Как не получим? Кто это сказал? — И она села напротив мужа, положив локти на стол, стиснув руки и обратив к нему отупевшее, загрубелое, когда-то красивое лицо.