Книга Голоса лета - Розамунда Пилчер

— Алек, дело даже не в этом. Понимаешь… Она всегда… В общем, при ней я всегда чувствую себя идиоткой. Дурой набитой. В тот день, когда она пришла ко мне, она все трындела и трындела про Эрику, про ее шторы и прочее, про то, как она была лучшей подругой Эрики. И что после продажи «Глубокого ручья» все изменилось, и что она была твоей подругой еще до знакомства с Томом, и что первая любовь не забывается, и…

Алек ладонью прикрыл ей рот. Она подняла глаза, увидела его глаза, смотревшие на нее одновременно с сочувствием и насмешливым изумлением.

— В жизни не слышал более путаной речи. — Он убрал свою руку. — Но я тебя прекрасно понимаю. — Он поцеловал ее в губы. — Прости. Это была глупость с моей стороны. Как вообще я мог вообразить, что ты захочешь провести неделю в обществе Дафны?! Просто мне очень хотелось, чтобы ты была со мной.

— Они как будто члены одного клуба, Боулдерстоуны и Энсти. И мне в этом клубе нет места…

— Да, знаю. Я был очень невнимателен. Порой я забываю, что мы гораздо старше тебя. Мы дружим с ними так давно, что порой в их компании я забываю о главном.

— О чем, например?

— Ну, не знаю. Например, о том, что у меня красавица жена. И красавица дочь.

— И чудный внук или внучка.

Он улыбнулся.

— И об этом тоже.

— Тесновато нам будет на Эбигейл-кресент.

— Пожалуй, я достаточно пожил на Эбигейл-кресент. По возвращении в Лондон мы поищем дом побольше. С садом. И там, я уверен, мы все вместе заживем счастливо.

— Когда мы уезжаем?

— Завтра утром.

— Я хочу домой, — сказала Лора. — Ева с Джеральдом невероятно добры, но я хочу домой.

— Да, кстати… — Он глянул на часы. — Я виделся с ними перед тем, как подняться к тебе. Обед в половине второго. Ты хочешь есть?

— Я так счастлива, что у меня всякий аппетит пропал.

— Так не бывает, — возразил Алек. Он встал, поднял ее на ноги. — Посмотри на меня. Мне не терпится отведать холодный ростбиф с молодым картофелем, что приготовила Ева.

— …Вот такие дела. После того, как Сильвия получила то первое письмо, мы все пришли к выводу — хотя очень не хотелось в это верить, — что виновата Мэй. Сочинила его в момент полнейшего помутнения рассудка. Она стара и время от времени ведет себя очень странно. Тогда мы сочли, что это вполне разумное объяснение. Но когда Габриэла показала второе письмо, то, что было адресовано тебе, Ивэн предположил, что анонимки состряпала Друзилла, та девушка, что живет в одном из домиков во дворе. На вид она вполне милое существо, но, как верно заметил Ивэн, мы ее совершенно не знаем. Она поселилась здесь только потому, что ей больше некуда было податься. И мне кажется, она неравнодушна к Ивэну. — Джеральд пожал плечами. — В общем, не знаю, Алек. Теряюсь в догадках.

— А потом еще Люси!

— Да. А этому ужасу я и вовсе не могу найти объяснения. Мэй, даже если она совсем спятила, никогда, ни за что не решилась бы на такое. А Друзилла — матерь человеческая. Чтобы она загубила чью-то жизнь… Это исключено.

— Ты уверен, что собаку отравили?

— Абсолютно. Тут двух мнений быть не может. Поэтому я и вызвал тебя из Нью-Йорка. Испугался за Лору, как только увидел собаку.

Было три часа пополудни. Они сидели в кабинете Джеральда, куда удалились сразу же после обеда. Похоже, они достигли конца пути.

Письмо и конверт лежали на столе между ними. Алек взял письмо в руки и еще раз прочитал его. Черные неровные слова впечатались в его память, будто фотография, но его все равно одолевало желание снова прочитать их хотя бы еще один раз.

— Первого письма у нас нет?

— Нет, оно у Сильвии. Она не отдала. Я велел ей его сохранить.

— Пожалуй, я сначала повидаюсь с ней, а потом уже будем решать. В любом случае, если придется предпринимать дальнейшие шаги, нам потребуется вещественное доказательство. Пойду, пожалуй, навещу Сильвию. Как ты думаешь, она сейчас дома?

— Позвони ей, — посоветовал Джеральд.

Он снял трубку, набрал номер, передал трубку Алеку. Тот услышал гудки, затем бодрый сипловатый голос Сильвии:

— Алло.

— Сильвия, это Алек.

— Алек! — обрадовалась она. — Привет! Вернулся?

— Ты будешь у себя в течение ближайшего часа?

— Конечно. Я всегда дома.

— Тогда, может, я навещу тебя, не возражаешь?

— Прекрасно. Я буду в саду. Входную дверь оставлю открытой. Пройди через дом. До встречи.

На улице усыпляющую жару воскресного дня смягчал дувший с моря прохладный бриз. Было очень тихо, в саду и во дворе Тременхира ни души — редкий случай. Ивэн куда-то повез Габриэлу на своей машине. Они взяли с собой термос с чаем и купальные принадлежности. Еву с Лорой — обе казались обессиленными — их мужья уговорили прилечь отдохнуть.

Даже Друзиллы не было. Утром Ивэн видел, как во двор, дребезжа, въехала маленькая машина с открытым верхом. За рулем сидел один из таинственных друзей Друзиллы — рослый мужчина с бородой библейского пророка. На заднем сиденье стоял, будто сидящий прямо человек, огромный черный футляр с виолончелью. Мужчина о чем-то поговорил с Друзиллой, потом они вместе сели в машину, Друзилла посадила Джошуа на колени — и уехали. Она прихватила с собой свою флейту: наверно, будут выступать на каком-нибудь концерте. Ивэн проследил за их отъездом и обо всем увиденном доложил остальным домочадцам за обедом.

Ева разволновалась.

— Может, у Друзиллы появилась новая любовь.

— Я бы на это не рассчитывал, — сказал Ивэн. — Эксцентричности им обоим не занимать, но они выглядели вполне уравновешенными, когда уезжали. Наверняка собрались где-то выступить. Будут исполнять красивую музыку, но не ту, что ты имеешь в виду.

— Но…

— На твоем месте я не стал бы торопить события. Сейчас Джеральду только не хватало, чтобы в Тременхире поселился бородатый виолончелист.

Ладно, бог с ней, с Друзиллой. Да и с остальными тоже. Алек вышел за пределы Тременхира и зашагал по дороге в направлении деревни. По тенистой улице машины не сновали, но откуда-то из долины донесся лай собаки. У него над головой трепетали на ветру макушки деревьев.

Сильвию он нашел, как она и обещала, в саду. Она возилась на клумбе с розами, и, когда он шел к ней по саду, ему вдруг подумалось, что Сильвия, худенькая, с загорелыми руками и копной седых кудряшек на голове, будто сошла с рекламы некоей компании по страхованию жизни с надписью: «Доверьте нам свои деньги, и вам гарантирована обеспеченная старость». Рядом не хватало только симпатичного седовласого мужа, срезающего увядшие цветы и улыбающегося во весь рот, потому что его не тревожили финансовые проблемы.

Только мужа и не хватало. Алек помнил Тома, и тот не был ни симпатичным, ни седовласым. В памяти Алека Том сохранился опустившимся человеком с шаркающей походкой, бегающими глазками, багровым лицом и трясущимися руками. Дрожь в его руках унималась лишь тогда, когда он крепко сжимал в них стакан.