Книга Последствия - Ридиан Брук

Парк находился всего в пятнадцати минутах ходу от дома, но здесь ты словно оказывался в другой стране. На девственно чистом снегу только оленьи следы. С архитравов большого дома в центре парка свисали сосульки. По дороге Люберт рассказал его историю:

– Ландшафтом занимался человек по имени Каспер Бек. Талантливая личность. Хотя фигура несколько трагическая. Пытался найти универсальный язык, и у него ничего не вышло. Бедняга впал в отчаяние и лишил себя жизни.

Когда они подошли к домику егеря, Люберт объяснил, что семейство Клаудии благодаря своим связям получило лицензию на отстрел дичи в парке и частное владение на его территории. Домик был своего рода причудой, подделкой под хижину в американском стиле, и стоял на берегу пруда, также являвшегося частной собственностью. Заснеженный, в окружении сосен домик и в самом деле напоминал лачугу на заброшенных новых землях. Люберт вытащил ключ, очистил замок от наледи и отпер дверь.

Внутри – крепкие деревянные стулья, плетеные коврики на полу, стойка для ружей и кабанья голова над камином. И большая плита. Из рюкзака Люберт извлек растопку – куски деревянного ящика и газету “Ди Вельт” – и занялся камином. Пол был усеян сухими трупиками насекомых, хрустевшими под ногами. Рэйчел смела их к двери сосновой веткой и навалила перед камином коврики, соорудив подобие ложа. Потом села и стала смотреть, как Люберт разжигает огонь. Он выждал, чтобы щепки немного прогорели, и подбросил угля, осторожно выкладывая кусок за куском на горящее дерево. После чего присоединился к ней на импровизированной кровати, и они вместе, сидя, словно скауты в лагере, наблюдали, как огонь лижет уголь, набирая силу. Несмотря на серьезность происходящего, Рэйчел не оставляло ощущение, что все это – какая-то детская игра.

Снег на одежде начал таять, вокруг них заклубился парок. Люберт снял шапку и шарф. Рэйчел сделала то же самое. Потом он поцеловал ее и мягко уложил на спину. Они долго целовались, а потом слились, так и не раздевшись. Получилось не совсем так, как в ту, первую ночь. Холод и обстановка требовали поспешности, и движения выходили неловкими. Однако, несмотря на слои одежды, Рэйчел чувствовала себя более уязвимой и беззащитной, чем когда лежала с ним обнаженной. В этот раз она слишком остро ощущала себя саму, гнет времени и жизни. После они лежали, глядя на паутину в потолочных балках. Она гадала, долго ли еще им удастся отгораживаться от действительности.

– Когда начну работать, буду проектировать домики в стиле американского Запада. – Люберт встал и начал рисовать что-то указательным пальцем на запотевшем стекле. – Это именно то, что людям нужно.

– Когда ты получишь сертификат?

– Скоро. Хотя майор, похоже, решительно настроен найти что-нибудь. Что-нибудь доказывающее, что я не такой уж “чистый”. Представь, если бы он увидел нас сейчас…

– Не надо, – попросила она. При мысли, что Бернэм может узнать об их связи, Рэйчел почувствовала себя так, словно извалялась в грязи.

Люберт продолжал рисовать на оконном стекле пальцем.

– Одна комната, но с галереей и просторной верандой. Думаю, больше человеку и не нужно.

Рэйчел наблюдала за ним с искренним удовольствием. Предаваясь мечтам, Люберт совершенно преображался. То, что она поначалу приняла за дерзкую самоуверенность, оказалось увлеченностью. Он мог говорить и спорить обо всем на свете – религии, браке, искусстве, скорби, потере и смерти. За последние несколько недель она, казалось, обсудила с Любертом больше тем, чем за все двадцать лет жизни с Льюисом.

– Больше никаких вилл для миллионеров. Никаких заказов от зажиревших гамбургских торгашей, стремящихся уесть своих соседей. Отныне я буду проектировать здания для общего блага. – Он отступил от окна. – Ну вот. Что ты думаешь? Могла бы ты здесь жить?

Рэйчел взглянула на выполненный всего в несколько линий рисунок на запотевшем стекле. Она не знала ответа на этот вопрос, даже если забыть о неосуществимости мечтаний Люберта. Ведь у нее был Эдмунд. И Льюис. Но она ответила:

– Думаю, да.

– Со мной? – спросил он уже серьезнее.

В окне вдруг возникла каска британского солдата – точно в центре наброска. Рэйчел села и прикрылась. Незнакомец постучал в окно, прижался лицом к стеклу. Бродяжка. Один из Trummerkinder.

– Weg![73] – крикнул Люберт, стукнув в стекло.

Мальчишка сделал неприличный жест пальцами и продолжал глазеть на них, весело ухмыляясь. Люберт кинулся к двери. Порыв холодного воздуха ворвался в натопленную комнату, и Рэйчел, поплотнее запахнув пальто, поднялась и подошла к окну. Люберт отогнал непрошеного гостя на несколько ярдов и шутливо швырял ему вслед снежки. Мальчишка отбежал в деревья и прокричал что-то, чего она не поняла.

Люберт вернулся, смеясь.

– Маленький негодяй. По крайней мере, главное шоу он не застал.

Рэйчел застегнула пальто. Сравнение их близости с шоу было ей неприятно.

– Так… – Люберт отряхнул снег с ладоней, – время пикника.

Он полез в рюкзак и вытащил кусок сыра, банку маринованных огурцов, полбуханки хлеба, фарфоровую мисочку с маргарином и маленькую бутылку персикового шнапса. Потом принес бумажную скатерть, столовые приборы и два оловянных бокала, аккуратно все разложил, как человек, уже делавший это раньше.

– Ты приходил сюда с Клаудией?

Тень раздражения промелькнула у него на лице.

– Конечно. А что?

– Извини. Она… просто мне интересно знать, какой она была, вот и все.

– Что ты хочешь от меня услышать? – В его голосе отчетливо прозвучали оборонительные нотки.

– Не знаю. Просто будь честным.

Люберт вздохнул. Очевидно, такого рода воспоминания не входили в его планы.

– Она была высокомерная. Не выносила глупости. Элегантная до отвращения. Умела добиваться от людей того, что ей нужно. Упрямая. Зацикленная на себе, но общительная. Любила читать, но начитанной не была. Любила музыку, но была начисто лишена музыкального слуха. И она была лучше меня.

– Почему лучше?

– Она бы проявила… больше самообладания в моей ситуации.

– Значит, она и лучше меня?

– Нет. Я имею в виду, что она бы ни за что не разделила свой дом с другими.

– Ты все еще скучаешь по ней? – Это был не совсем вопрос.

– Долгое время, почти вплоть до вашего приезда, я не мог ни о чем больше думать. После пожара искал ее месяцами. Забыл обо всем и обо всех. И о Фриде. Фрида из-за этого пострадала. Думаю, что именно тогда я потерял с ней контакт. И до сих пор его не восстановил. Но ваш приезд… ваш приезд все изменил. – Он посмотрел на нее так, словно хотел, чтобы ему поверили. – Но теперь я вижу, что и ты слишком много думаешь.

– Прости. Должно быть, это все тот же странный мальчик.