Книга Спасти Рашидова! Андропов против СССР. КГБ играет в футбол - Федор Раззаков

— У узбека, — ответил Литовченко и, заглянув в свою папку, уточнил: — Пазлиддина Ирматовича Гаипова. Живет в Москве уже восемь лет, прописан с семьей в Коробейниковом переулке.

— Это где же такой? — поинтересовался Григоренко.

— Рядом с Остоженкой.

— А где у нас находится представительство Узбекистана?

— В Курсовом переулке, в доме номер семнадцать — на втором этаже у Рашидова есть рабочий кабинет, где он принимает посетителей. Постпредом там вот уже почти три года сорокадвухлетний Эркин Турсунов, секретарем — Надежда Ивановна Гусева. Там же часто бывает и Рахим Султанов — представитель узбекского Гостелерадио в Москве. Все взяты под наше наблюдение.

— Так это же напротив Остоженки, — сообщил Григоренко неожиданную новость. — Вы об этом думали? Проверьте эту версию и возьмите этого Пазлиддина под такую же плотную опеку. Не смею больше задерживать, — закончил беседу глава контрразведки.

Однако когда подполковник уже взялся за дверную ручку, Григоренко его остановил:

— Сделайте мне, пожалуйста, копии с обоих ваших списков — я на досуге их внимательно изучу.

19 июня 1983 года, воскресенье.
Киев, Центральный архив МВД Украинской ССР и Водопарк, проспект Ворошилова

— Меня зовут Анастасия Петровна Шувалова, а это моя дочка Олеся! — представила себя и свою пятилетнюю девочку симпатичная женщина, которая подошла к Алексею Игнатову в фойе Центрального архива.

Некоторое время назад Влас Оленюк привез своего московского приятеля в это учреждение, а сам укатил к своей жене в роддом, предварительно взяв с друга слово никуда без него не уходить, закончив работу. Пожимая теперь теплую руку женщине, которая вынуждена была в свой выходной примчаться в архив, прихватив с собой еще и ребенка, Игнатов почувствовал себя крайне неловко. И женщина, заметив его смятение по растерянному взгляду, внезапно произнесла:

— Вы зря переживаете, поскольку я хочу сказать вам спасибо за этот вызов. Только вы ни о чем меня не спрашивайте — все равно я вам ничего не скажу. Договорились?

Вместо ответа, Игнатов улыбнулся той улыбкой, которая, как он знал, всегда нравилась женщинам, с которыми когда-то сводила его судьба. После чего они втроем направились к лифту, чтобы подняться на третий этаж — в отдел, где работала Шувалова.

— А вообще вам повезло — я ведь с завтрашнего дня должна уйти в отпуск, — сообщила Шувалова, когда они втроем вошли в лифт. — Вместо меня должна выйти новенькая, которая работает у нас четыре месяца и еще не успела полностью войти в курс дела. Поэтому меня и вызвали.

— А вы, значит, уже матерый архивист? — поинтересовался Игнатов.

— Мама здесь работает уже восемь лет, — серьезным тоном ответила за Шувалову ее дочка.

В этот миг двери лифта отворились, и они очутились на нужном этаже. А спустя полчаса Игнатов уже сидел за конторским столом, обложенный толстыми папками, относящихся к харьковским событиям сентября 1941 года. Папок было около десятка и в какой-то из них должны были храниться записи, посвященные пожару в Историческом музее.

— Жаль, что вы не знаете точной даты тех событий, — посетовала Шувалова, кладя на стол последнюю папку. — Но если хотите, я могу вам помочь отыскать нужные страницы.

— А как же ваша дочка? — спросил Игнатов.

— Олеся у меня не по годам серьезная девочка и приучена к самостоятельности, — ответила женщина.

Впрочем, Игнатов и сам это успел заметить. Едва они пришли в архив, как девочка, у которой в руках был небольшая пластмассовая кукла, уселась на диван и стала играть, не обращая внимания на взрослых.

— Вы только скажите мне, что мне надо искать, если это, конечно, не секрет, — вновь обратилась Шувалова к сыщику.

И глядя в бездонные глаза зеленого цвета, Игнатов почувствовал непреодолимое желание открыться перед этой женщиной. Ведь в противном случае она бы попросту оставила его одного, удалившись к своему ребенку. А так у Игнатова был шанс задержать ее рядом с собой подольше. И он рассказал ей подробности того дела, которое привело его на Украину. А в подтверждении своих слов сыщик извлек из сумки фотографии окимоно с изображение рыбака верхом на черепахе-принцессе.

— Какая увлекательная история, — не скрывая своей заинтересованности, произнесла Шувалова, перебирая снимки. — Завидую вам.

— Почему? — удивился Игнатов.

— Вы узнаете ее конец, в отличие от меня, — ответила женщина и положила фотографии на стол. — Ну, что, начнем работать?

И они вдвоем приступили к осмотру папок. Работали они сосредоточенно, осторожно листая пожелтевшие от времени страницы, пытаясь найти среди них нужные. При этом Игнатов изредка бросал осторожные взгляды на свою помощницу, любуясь ее точеным профилем на фоне закатного солнца, лучи которого проникали в архив через окно. Так прошло около часа, а необходимого результата все не было.

— Может, устроим небольшой перекур? — первой нарушила тишину Шувалова.

— А вы что, курите? — удивился Игнатов.

— Я о вас беспокоюсь, — улыбнулась женщина.

— Спасибо, но год назад я окончательно завязал с этой вредной привычкой, — сообщил Игнатов. — Если хотите, можете отдохнуть.

Но женщина вместо ответа вновь склонила голову над архивной папкой. Игнатов волей-неволей тоже вынужден был последовать этому примеру. Так прошло еще полчаса.

— Кажется, я нашла, то, что нам нужно, — внезапно сообщила Шувалова и передала свою папку сыщику.

Игнатов стал читать и понял — это именно то, что они искали. Архивистка нашла донесение начальника линейного отделения милиции на имя заместителя начальника Харьковского УНКВД капитана госбезопасности Павла Павловича Тихонова. В документе сообщалось, что 15 сентября 1941 года, во время налета фашистской авиации, в западное крыло Исторического музея угодило две бомбы. В результате взрывов часть здания была разрушена. От возникшего пожара загорелось и соседнее крыло, в котором находились особо ценные экспонаты, в том числе и коллекция японских изделий, представлявшая большую историческую ценность. И далее, чуть ниже этого донесения, шло дополнение, в котором указывалось, что на месте пожара был обнаружен труп гражданина Яремчука Кузьмы Исаевича, 1886 года рождения, служившего при музее сторожем. В качестве причины смерти этого человека указывались почему-то не последствия пожара, а повреждение затылочной части черепа в следствии удара тупым тяжелым предметом.

— Может быть, на него какая-то горящая балка упала? — высказала предположение Шувалова, когда Игнатов закончил читать.

— Трудно сказать определенно, а уточняющих фактов ни в самом донесении, ни после него нет, — ответил Игнатов, пролистав папку на несколько страниц вперед.

В это время в дальнем конце хранилища зазвонил телефон. Отвечать на звонок отправилась Шувалова, а Игнатов вновь вернулся к милицейскому донесению. В это время он услышал, как его спутница на повышенных тонах разговаривает с кем-то по телефону. И, судя по интонации, говорила Шувалова с близким человеком — возможно, мужем.