Книга Спиноза - Петр Люкимсон

«Однако прежде всего я должен предупредить, что я не приписываю природе ни красоты, ни безобразия, ни порядка, ни беспорядочности. Ибо вещи могут называться прекрасными или безобразными, упорядоченными или беспорядочными только по отношению к нашему воображению (imaginatio)»[162].

И затем идет самое интересное:

«Далее, в отношении к субстанции я считаю, что каждая отдельная часть [ее] находится в [еще] более тесном единении (unio) со своим целым [то есть с субстанцией]. Ибо так как природе субстанции (как я пытался доказать это раньше, еще когда я жил в Рейнсбурге) принадлежит быть бесконечной, то отсюда следует, что каждая отдельная часть целой телесной субстанции необходимо принадлежит к целой субстанции и без остальной субстанции [то есть без всех остальных частей этой телесной субстанции] не может ни существовать, ни быть мыслимой.

Вот по какой причине я считаю человеческое тело частью вселенной. Что касается человеческой души (mens), то и ее я тоже считаю частью вселенной. Ибо я признаю, что в природе существует также и бесконечная способность (potentia) мышления (cogitandi), которая, поскольку она бесконечна, содержит в себе объективно (объектно — objective) всю природу и отдельные мысли (cogitationes) которой развертываются таким же образом, как и сама природа, являющаяся ее идеалом.

Далее я полагаю, что человеческая душа (mens) является той же самой способностью (potentia) мышления, но не поскольку она бесконечна и постигает всю природу, а поскольку она конечна, а именно поскольку она постигает (перципирует) только человеческое тело. И на этом основании я считаю, что человеческая душа есть часть некоторого бесконечного интеллекта (ума, разума)»[163].

Внимание непосвященного читателя здесь следует обратить на то, что, когда Спиноза говорит о душе, он использует латинское слово mens, а не spiritus или anima, то есть имеет в виду именно человеческий разум. Но в любом случае его мысли о том, что человек является частью Вселенной и что «человеческая душа есть часть некоторого бесконечного интеллекта» — это, безусловно, поистине великие мысли, к верности которых наука и философия начали подходить лишь относительно недавно.

Данное умозаключение на протяжении последних столетий захватывало своей грандиозностью многих великих философов, ученых и художников, каждый из которых развивал ее по-своему. Оно даровало человеку новое понимание бессмертия — бессмертия не в неком потустороннем мире, который то ли есть, то ли нет, а как части мироздания, вечного и бесконечного Вселенского океана жизни и разума, и тем, кто принимал ее на веру, был уже неведом страх смерти. Вспомним, к примеру, как это отражено в гениальном стихотворении Николая Заболоцкого:

Вчера, о смерти размышляя, Ожесточилась вдруг душа моя, Печальный день! Природа вековая Из тьмы лесов смотрела на меня.

И нестерпимая тоска разъединенья Пронзила сердце мне, и в этот миг Все, все услышал я — и трав вечерних пенье, И речь воды, и камня мертвый крик.

И я, живой, склонялся над полями, Входил без страха в лес, И мысли мертвецов прозрачными столбами Вокруг меня вставали до небес.

И голос Пушкина был над листвою слышен, И птицы Хлебникова пели у воды. И встретил камень я. Был камень неподвижен, И проступал в нем лик Сковороды.

И все существованья, все народы Нетленное хранили бытие, И сам я был не детище природы, Но мысль ее! Но зыбкий ум ее![164]

* * *

Тем временем приближался 1666 год, в котором христианским мистикам ясно виделось Число зверя из Апокалипсиса, а с учетом недавно пронесшейся над Европой чумы это неминуемо породило настроения о приближении конца света. Среди коллегиантов и представителей других течений протестантизма, напротив, усилилось ожидание второго пришествия Иисуса Христа, которому, с их точки зрения, должны были предшествовать признание его евреями как истинного Мессии и их массовое крещение.

Но на фоне новых гонений и преследований усилились мессианские чаяния и в среде самих евреев. Они ожидали прихода Мессии, о котором говорили пророки — того, кто возродит Еврейское государство и Иерусалимский храм и соберет на Святой земле весь рассеянный по миру еврейский народ. Каббалисты, подобные одному из учителей Спинозы, раввину бен Исраэлю, вновь и вновь на основе священной книги «Зоар» вычисляли дату прихода Мессии, и некоторые из них, когда он не появился в 1648 году, перенесли его приход на 1666-й. Все это, как уже бывало в прошлом, не могло не привести к появлению на горизонте очередного лжемессии, и он и в самом деле появился в лице Саббатая Цеви (или, если следовать еврейскому произношению, Шабтая Цви).

Это была и в самом деле в определенном смысле слова весьма неординарная фигура. Саббатай Цеви родился в Смирне в 1626 году. Его рождение по еврейскому календарю пришлось на 9-й день месяца ава — день, когда был разрушен Иерусалимский храм и в который все евреи постятся в знак траура по этому событию. Но дело в том, что согласно еврейской традиции будущий Мессия как раз и должен родиться 9 ава и после его коронации в Иерусалиме день траура превратится в праздник.

Дата рождения Цеви во многом определила его дальнейшую судьбу. Вдобавок ко всему он еще в раннем детстве проявил выдающиеся способности к изучению Священного Писания и Талмуда, а затем приступил к изучению каббалы. По обычаю его женили в раннем возрасте, но Цеви отказался от супружеской жизни и многие годы вел себя как асексуал — как видим, до сих пор его биография и многие черты личности совпадают со Спинозой.

Видимо, еще в 20 лет Саббатай внушил себе, что он является мессией, а в 22 года стал провозглашать это открыто. После таких заявлений раввины Смирны наложили на него такой же херем, какой впоследствии был наложен на Спинозу, после чего в 1651 году Цеви вынужден был покинуть родной город — снова определенное совпадение судеб.

Однако сила мессианских чаяний среди евреев в тот период была так велика, что «херем» не только не оттолкнул от Цеви соплеменников, но и, напротив, послужил тем катализатором, который ускорил процесс: все больше и больше евреев начинали верить, что он и в самом деле является Мессией. Среди евреев Иерусалима, Каира, Константинополя, Салоников эта вера обратилась в самую настоящую религиозную истерию.