Книга Благородный воин - Джулия Гарвуд

Стоило его голове коснуться тюфяка, как Элизабет почувствовала присутствие мужа и, запутавшись в плаще, перекатилась в раскрытые объятия. Джеффри освободил ее от мешающей одежды, желая согреть собственным телом. Элизабет вздохнула и уткнулась лицом ему в грудь. Барон улыбнулся во тьме и довольно пробормотал:

– Когда ты спишь, я тебе нужен.

* * *

Сражение окончилось быстро. Руперт пал от руки Роджера, и Джеффри сожалел, что меч вассала, а не его собственный оборвал жизнь предателя. Барон приказал его раздеть, и обнаружил на плече полузажившую рану.

Когда Джеффри и воины покидали лагерь, Элизабет еще спала, но к их возвращению уже проснулась и оделась.

Новость о гибели зятя ей сообщил Роджер. Элизабет выслушала ее почти равнодушно, только слегка кивнула в знак того, что поняла, и принялась готовиться к поездке домой. Она так ни разу и не взглянула в сторону мужа, хотя знала, что он невредим, и слышала раскатистый голос барона, когда тот поторапливал людей.

Она не обращала на Джеффри внимания, когда седлали ее кобылу. Джеральд помог ей подняться в седло, Элизабет поблагодарила услужливого оруженосца, и это были ее первые за все утро слова. Но стоило девушке взяться за поводья, как к ней подскакал Джеффри, легко снял с лошади, словно сорвал ягоду с куста, и посадил перед собой на жеребца.

– Поедешь со мной, – сказал он уверенным тоном, поднял щит, чтобы защищать ее от ветвей, и они поскакали по лесу.

Элизабет старалась держаться очень прямо, чтобы как можно меньше касаться мужа, но через десять минут у нее так заныла спина, что, сдавшись, она откинулась назад и привалилась к Джеффри, хотя и слышала, как тот негромко хмыкнул. Больше за долгую дорогу в Монтрайт они не сказали друг другу ни единого слова.

«И к лучшему, – подумала Элизабет, – есть время поразмыслить над собственными чувствами». Надо было на что-то решаться. Но чем дольше девушка перебирала в уме сказанное во вчерашней перебранке, тем больше она приходила в замешательство.

Конечно, она натворила кучу глупостей, но сердцем была чиста. И с тех пор как отпала необходимость мстить, все ее помыслы стали совершенно безобидными.

«Несговорчивый, упрямый человек, – думала Элизабет о муже. – Хорошо, я сделаю так, как ты желаешь, – стану именно такой, какой ты меня хочешь видеть».

Это потребует сил, но девушка была готова к испытанию. Она больше не будет подражать своей любимой покойной матери, не станет стремиться к счастливому, как у ее родителей, браку. Она научится быть послушной и безропотной, потому что из всех человеческих качеств муж, похоже, больше ценит эти два. И, Боже праведный, одолеет даже искусство шитья, хотя на то, чтобы работать иголкой с ниткой, у нее никогда не хватало терпения. Она даст ему все, что он пожелает, но не более того. Раз ему не нужна ни радость, ни любовь, чтобы сделать жизнь полноценной, он их не получит. И поделом, позлорадствовала девушка, но в следующую минуту поняла, что все это вздор. Откуда Джеффри узнает, какого лишился счастья, если ни разу его не испытал? Придется отказывать ему в том, к чему он уже привык, – в чувственных восторгах и радостях, и тогда его смех быстро угаснет. Элизабет нахмурилась, прикидывая все «за» и «против». Что в конце концов она теряет? Джеффри ни разу не сказал, что любит ее.

Дисциплина и долг – вот его постоянные поучения! Хочет сделать из нее послушную собачонку, которая радуется, если хозяин в духе и соблаговолит ее погладить и похвалить.

«Что ж, муженек, ты получишь и дисциплину, и долг, но пожалеешь о том дне, когда о них заикнулся. Я могу стать такой же несгибаемой, как ты. Пора тебе преподать урок. В самом деле пора!»

Приняв решение, Элизабет успокоилась. Но о нарушении данной мужу клятвы старалась не думать. В глубине души чувствовала: стоит только вспомнить об этом, и снова потекут слезы. Девушка боялась, что в ней померкло главное качество характера, которое она больше всего ценила в других. Но если заплакать, Джеффри снова раскричится, а к такому испытанию, честно говоря, она с утра была не готова.

Элизабет не считала себя настолько наивной, чтобы надеяться, что муж ее быстро простит, но знала, что он со временем оттает. А до этого она будет исполнять желания Джеффри и молиться, чтобы он понял, насколько был с ней не прав. И не исключено, что она сумеет ему помочь. Ведь чрезмерная дисциплина и постоянные помыслы о долге наверняка надоедают.

Но что толку переживать, вдруг спохватилась она. Джеффри – самый упрямый на свете человек. И тут же честно призналась: хоть она и называет мужа твердолобым и недостойным любви, ее сердце принадлежит ему. Как в клятве – пока не разлучит смерть. Остается лишь выяснить, кто первый убьет другого.

Перед отрядом широко распахнулись ворота Монтрайта, и мысли Элизабет вернулись к действительности. Она заметила Элслоу. Дед стоял, уперев могучие кулаки в бока, а рядом тянул шею Томас-младший. Глядя на рассерженного старика, Элизабет ощутила укол совести. Нехорошо так беспокоить деда – ведь нетрудно было оставить записку и сообщить о своих намерениях. Но тут же перебила себя: тогда бы Элслоу непременно погнался за ней.

Джеффри спрыгнул на землю и снял с коня Элизабет.

– Ты заставила старика понапрасну тревожиться. Иди, извинись, – приказал он ровным голосом.

Элизабет кивнула, направилась к деду и, подойдя совсем близко, заглянула ему в глаза:

– Ты из-за меня волновался. Извини. – И, потупившись, ждала, что он скажет.

Увидев внучку живой и здоровой в объятиях супруга, Элслоу испытал огромное облегчение. Словно родитель, потерявший и счастливо нашедший чадо на деревенской ярмарке, захотел расцеловать и отшлепать. Но вместо этого, давая своим чувствам остыть, только спросил:

– Ты что, в грязи искупалась?

Элизабет отряхнула одежду и лишь после этого снова посмотрела на деда, но Элслоу тут же заметил печаль в ее глазах и понял, что невредимой внучке все же не удалось вернуться. Рана таилась глубоко внутри и поэтому была особенно опасной. Вскоре он догадался, кто стал причиной плохого настроения девушки.

– Ну, иди, обними старика, – ласково позвал он. – Потом все расскажешь, – Элслоу решил пока ни о чем не расспрашивать.

Придерживая рукой юбки, Элизабет кинулась к деду и стиснула его в объятиях.

– Ты меня простишь?

– Конечно, прощу. – Элслоу похлопал внучку по спине. – А теперь беги в дом, переоденься в чистое. И навести своих упрямых собак – с тех пор как ты исчезла, они не притронулись ни к воде, ни к пище. Можно подумать, волновались не меньше меня.

Элизабет вздохнула и направилась к замку, но в это время ее за руку схватил Томас. Девушка остановилась и посмотрела с улыбкой на младшего братика. Тот как будто только этого и ждал и принялся оживленно описывать, что тут устроил дед, когда узнал о ее исчезновении. Элизабет не прислушивалась к ребячьей болтовне, пока мальчик не спросил, не побил ли ее барон.