Книга Мой брат, мой враг - Иван Козлов

— Думаю, он объявится, Софья Абрамовна.

— Если нет, я вам перезвоню часа через три.

Лукаш смел деньги в папку, поднялся. Он даже не допил кофе.

— Бильбао, ты… Ты даже не понимаешь, что для меня сделал. Если у меня все получится…

— Если? — чуть улыбнувшись, спросил Бильбао. — Может не получиться?

— Получится. Честное слово, получится! И это — благодаря тебе!

Заглянула корректор, принесла гранки будущей книги. Лукаш выскочил из кабинета.

Прежде чем читать текст, Бильбао позвонил в больницу, ту, куда увезли Захара Скрипку. Раны ему зашили, врач заверил, что все будет нормально.

— Как вы и просили, мы положили его в отдельную палату, с телевизором. Доппитание тоже обеспечим, думаем, вы оцените наши старания…

Бильбао сказал, что привезет деньги завтра.

В обед позвонила Коган. Яков Яковлевич так и не объявился, сотовый отключен. А его спрашивал министр.

Уже вечером, перед тем как уйти домой, Бильбао сам связался с Софьей Абрамовной. Никаких известий от Когана не было.

— Я боюсь, случилось непоправимое, — сказала женщина, еле сдерживая плач. — Ты ведь когда-то сумел разыскать Инну, Сережа. Помоги и сейчас.

То было другое время, другие обстоятельства, подумал Бильбао. Тогда рядом находились помощники, Иван Николаевич Петров. Сейчас — чужой город, чужие люди.

От метро он пошел домой пешком, хотя путь занимал почти полчаса. Заглянул в кафе, выпил кофе. Посетителей здесь было много, шум мешал сосредоточиться. Что могло случиться с Коганом? Яков Яковлевич не загульный мужик, пунктуальный и очень обязательный. Ехал на служебной машине, с водителем. Случись с ним авария, жене бы сразу сообщили — все-таки человек из правительства. Куда же он мог исчезнуть? Даже версий нет.

С Наташей он встретился у лифта. Она возвращалась из магазина, нагрузившись дешевыми концентрированными супами и овощами.

Бильбао удивился:

— На продуктах экономишь? Я же тебя снабдил деньгами.

— Надо же растянуть их на месяц, — сказала она.

Он не выдержал, рассмеялся:

— Подружка, сумма сродни сегодняшней полагается нам на день, понимаешь? И не надо по стольку таскать, иначе мне придется покупать тебе машину. — Он взял у нее поклажу. — Какая марка нравится?

На вопрос она ответила вопросом:

— А почему ты до сих пор без колес?

— Пешие прогулки полезней для здоровья мужчины. А тебе я возьму «пежо», хочешь? Если будешь себя хорошо вести.

Глаза ее тотчас гневно сузились, но она быстро взяла себя в руки:

— Мы пойдем сегодня в театр? Я билеты, как и договаривались, взяла.

— Если небо на землю не упадет…

Наташа не поняла его:

— Какое небо?

— Синее, подружка, синее.

Голос ее наполнился обидой.

— Не зови меня подружкой. И в театр мы пойдем.

Они вошли в прихожую. Бильбао попытался было обнять ее, но она увернулась:

— Нет. У нас мало времени.

Прошла с коробками на кухню, по пути включив телевизор. Передавали новости.

«Как только что стало известно, преступники среди бела дня, буквально час назад, ворвались в квартиру крупного чиновника российского правительства господина Когана, убили его жену и тяжело ранили дочь. Милиция, вызванная на место преступления соседями, приехала с опозданием, воры успели бежать, и по горячим следам никто из них не задержан».

Наташа спросила:

— Ты что, знал эту семью?

— Да.

— Сейчас грабят каждый день. Надо поставить металлическую дверь и купить надежные замки. Так мы идем в театр?

— Нет.

— А как же билеты? И потом, мы можем уже не увидеть этот спектакль…

— Иди одна. Я не могу, поверь мне. Хочешь, с тобой пойдет мой брат?

Наташа лишь сердито вздохнула.

Он снял трубку, поговорил с Сироткой. Сиротка в театр идти тоже отказался:

— У меня через час деловая встреча. И потом, я спектакли терпеть не могу. Какой конкретно театр?.. Тем более!

О гибели Якова Яковлевича сообщили к исходу следующего дня. Его с затененными стеклами машину милиция обнаружила на автостоянке одного из универсамов. Коган и водитель лежали в салоне с простреленными головами. Версия убийства была проста и правдива. Когда Коган утром выходил из дому, водитель уже сидел на заднем сиденье под дулом пистолета. Когана втолкнули в салон и… Дальше, как говорится, дело техники.

Журналисты недоумевали: кому помешал скромный служащий со средним для Москвы окладом? И потом, зачем в тот же день кто-то влез в его квартиру? Как оказалось, ценностей в ней было не очень-то много, но даже шубки, золотые цепочки и серьги остались на месте. Грабители копались в бумагах. Ради них убили женщину. Какие же документы стоили крови?

Журналисты ответа не знали. Милиция на их вопросы, во всяком случае публично, тоже не отвечала.

Бильбао сидел в своем кабинете, обложившись утренними газетами, и второй час кряду накручивал номера телефонов.

О Викторе Ивановиче Муратове, сокурснике Когана по институту Губкина, он не знал абсолютно ничего.

Муратовых в Москве было много, даже с такими именами-отчествами.

«Виктор Иванович? Вы выпускник Губкинского? Нет? Простите…»

Восьмой по телефонному справочнику, услышав про институт, неуверенно спросил:

— Толик, ты?

— Нет, но тем не менее я хотел бы с вами встретиться, Виктор Иванович.

— Сашка? Степанов, да?

— Не будем гадать. Но увидеться хотелось бы.

— Степанов! Ты проездом через столицу? Записывай адрес моей конторы, я прямо сейчас туда бегу. Рассказываю, как к ней лучше добраться. У нас тут чепэ, не знаю, слышал ли ты…

Через сорок минут Бильбао входил в кабинет Виктора Ивановича Муратова. На двери висела табличка с его фамилией, должность не указывалась, но, судя по красивенькой секретарше и дорогой мебели в приемной, пост он занимал немалый. Секретарша сначала не хотела Сергея к нему впускать, и пришлось от нее звонить Муратову уже по внутреннему телефону:

— Это я хотел с вами встретиться.

— Не валяй дурака, Степанов, входи!

Бильбао вошел.

На маленьком журнальном столике, стоявшем в углу, белой салфеткой был накрыт поднос. Кремлевской башенкой поднималась на нем под тонкой тканью бутылка. Муратов, стоя посреди кабинета, непонимающе смотрел на Бильбао, улыбка медленно сходила с его лица, мясистого и алого, как невызревший помидор. Густые волосы Муратова были совершенно седыми.