Книга Банкротство мнимых ценностей - Олег Рой

– Точно, это брат… – пробормотал Женя. – Но где же я его видел?

Наконец послышались легкие шаги, одна из дверей вновь открылась, и Крутилин увидел шаркающую ему навстречу Вику в домашнем халате и тапочках. Вид у нее был заспанный и удивленный, а когда она увидела Евгения, ее красивые серые глаза округлились.

– Евгений Александрович! Что вы тут делаете? – спросила она, крайне пораженная.

Вид Лохнесса на пороге ее квартиры был для нее равносилен появлению четырехглавого дракона.

Потом она более-менее освоилась и тут же уточнила:

– С вами все в порядке? Что-то случилось?

– Вика… – сбивчиво начал Крутилин, – пожалуй, что да… То есть нет… С тобой можно поговорить? Наедине, – добавил он, глядя на ее брата, высунувшегося из комнаты.

Вика перехватила его взгляд, ощутила запах спиртного, заполнивший всю прихожую, схватила Лохнесса за лацканы пальто и проговорила тихо и быстро:

– Ни о чем не спрашивайте. Ничего не говорите. Идем.

Три шага по коридору – и они в ее комнате. Щелкнул замок.

Он нелепо стянул пальто, опустился на стоявший рядом стул и оглядел комнату. Это была обычная девичья спаленка, уютная, но несколько чопорная. В углу стоял диван с брошенным на нем женским журналом, на стенах картинки – копии известных полотен, в углу огромный старинный шкаф, битком набитый книгами, на тумбочке приятно светит старомодная настольная лампа.

– Антиквариатом увлекаешься? – спросил он, потому что не знал, как перейти к главному и объяснить свой неожиданный визит.

– Это от бабушки осталось… Она умерла тринадцать лет назад. А мама – шесть.

– А отец?

– Они с мамой давно развелись.

– Извини, я не хотел причинить тебе боль.

– Да ничего. Это все было давно, и я уже свыклась с этой болью. И уже привыкла жить одна. Ну, то есть не одна, с братом, – поправилась она. – А как вы меня нашли?

– Не знаю, честно говоря. Пожалуй, можно сказать, что ноги сам привели…

Вика вдруг спохватилась и вскочила со стула:

– Вам сделать чаю? Вы, наверное, замерзли…

– Да, хорошо бы было. Ты не смотри, что от меня спиртным разит, оно что-то все выветрилось и не согревает, – виновато улыбнулся Крутилин.

Вика исчезла. Он продолжил изучать жилище девушки. Отметил неновый компьютер на письменном столе, несколько украшений и плюшевых игрушек, советского вида трюмо, новенький трехтомник английского издания Толкиена на прикроватном столике.

Достатком тут не пахло, но было очень мило и уютно, как будто он попал в родной, давно забытый дом.

Как решиться сказать ей, зачем пришел? Она удивлена, смущена и из приличий принимает его, но, может быть, он ошибся, ничего, кроме вежливости и благодарности, ею не движет? Похоже, он сошел с ума. С чего он решил, что вообще кому-то нужен? Тем более без копейки денег. Он всегда был уверен, что его преданная секретарша влюблена в него без памяти, но откуда он это взял? А что, если это неправда?

Она вернулась, неся полный поднос. Кроме чая, тут были еще и колбаса, и вазочки с салатами, и холодное мясо, и конфеты, и пара больших кусков торта.

– Кушайте. – Вика торопливо освободила место на столе, убрав бумаги и клавиатуру.

Крутилин даже не предполагал, что настолько голоден. Он накинулся на еду, а девушка только смотрела на него и грустно улыбалась.

– Вика, – произнес он наконец, – ты, наверное, удивилась, что я пришел к тебе так неожиданно, в такой час. Но мне нужно задать тебе один вопрос. Понимаю, что жутко несвоевременно это делаю, все-таки сегодня семейный праздник, Рождество… А я без цветов и без подарка, вот так…

– Господи, да какое это имеет значение! – пылко воскликнула она.

Он взглянул наконец ей в глаза и решился:

– Вика, я ушел от жены. Точнее, это она… В общем, неважно. Важно то, что я здесь. И твое право принять меня или нет.

И снова отвел взгляд.

Вика молчала так долго, что он забеспокоился.

– Что скажешь? – Он поднял глаза и увидел, что она плачет, по щекам катятся две крупных, как горошины, слезы.

– А я уж думала, что этого никогда не произойдет… – прошептала она.

Тогда он встал и шагнул к ней.

В огромной вселенной – миллионы, миллиарды звезд и планет. И на одной из этих планет, на окраине города, в старом обшарпанном доме, на третьем этаже, в одной из комнат малогабаритной двушки, друг против друга стояли два человека. Он и Она. И не было во всей вселенной более близких, более счастливых людей…

Они не замечали вокруг ничего: ни этих тесных стен, ни посторонних звуков, ни убогости обстановки.

Они любили друг друга, открывая для себя целый мир, целую вселенную.

– Как мне хорошо с тобой, господи, как мне хорошо с тобой, – он гладил ее грудь, живот, бедра. И каждый миллиметр ее кожи отзывался на его прикосновения.

– Я люблю тебя, я так давно люблю тебя, – Вика взяла его ладонь и прижала к своим губам.

– Прости меня…

– За что?

– За то, что я был рядом – и так далеко.

– Но ведь твоя жена…

Напоминание о жене не причинило ему боль. Он вдруг понял, что жизни, той жизни, которую он оставил за дверью Викиной квартиры, для него уже нет. Она сползла с него, как содранная кожа.

Они уснули, обняв друг друга. Вернее, уснул Женя. Впервые за последние недели он обрел покой. Его издерганная, измотанная душа была чиста, как душа младенца. Вика уснуть не могла. Она лежала с открытыми глазами и боялась, что все – сон. Время от времени она приподнималась и целовала его то в лоб, то в нос, то в глаза, гладила волосы, проводила пальцами по его губам. А он, он улыбался сквозь сон, ему казалось, что он вернулся в детство и мамина рука ворошит его волосы.

Он проснулся под утро от страшной жажды.

– Боже, как хочется пить… – простонал Евгений.

Через минуту перед ним уже стоял слегка початый двухлитровый баллон холодного пива, который накануне принес Макс Бирюков.

Осушив в три глотка целый стакан, Лохнесс взглянул на Вику в наспех накинутом коротком халатике и вдруг сказал:

– А ты знаешь, у нас с тобой ноги совсем одинаковые.

Она глянула. И правда, похожи: длинные, тонкие, прямые, с выпирающими, как шары, коленками.

– И что это значит? – счастливо рассмеялась она.

– Это значит, что я буду любить тебя до конца жизни.

– Только ты живи долго-долго, ладно? – попросила Вика, прижимаясь к нему.

– Да, я буду жить долго, – серьезно отвечал Лохнесс. – Теперь я буду жить долго. Мне надо много сделать для одной женщины, которую я люблю. Она родит мне сына. Потом дочь. Мы сядем в машину и поедем в одно очень красивое место. Кругом будет лес, настоящий сказочный лес. И вдоль дороги, еще издали, мы увидим очень красивую церковь с колокольней. На куполе – ангел с двумя большими белыми крыльями. Он крепко сжимает в своих кулачках большой крест. Вокруг церкви – красивая кованая ограда, и все будут любоваться ее узорами. И мы услышим, как гудит колокол – бим-бом-бим-бом, кругом будет много, очень много людей, нарядных, веселых и счастливых. Вокруг будет только жизнь. – Он помолчал немного, как бы прислушиваясь к своим словам, и сказал: – Это будет. Я снова поднимусь на ноги – и это будет. Я клянусь.