Книга Жнец - Владимир Поселягин

Первым мне на стол положили старлея, ну ещё бы, их любимый командир, значит, его первым. Я извлёк пулю, остановил кровотечение, почистил и зашил рану. Унесли первого, уже подают следующего. И вот так непрерывно, а ведь тяжёлых было половина, остальные средней степени тяжести, лёгких не было, точнее, лёгкие себя за раненых не считали и трудились на равных с остальными. Я даже не заметил, как прибыла помощь – дрезина, вооружённая пулемётами. На ней четверо. Бойцы помогли снять дрезину с рельс, чтобы составы проходили, и Лосев доложил гостям по обороне моста, я занят был, отойти не мог. Лейтенант, что был старшим из прибывших, оказался с головой: остановил эшелон, вывозивший какие-то станки, и на платформах под присмотром двух бойцов отправил часть раненых в тыл, около тридцати человек. Прооперированные мной там тоже были.

Лейтенант, взявший на себя командование, остановил уже санитарный эшелон, и в него погрузили всех оставшихся раненых. Лосев отказался уходить. Я вёл очередную операцию, шатаясь от усталости, но тут мою руку перехватили, и, забрав скальпель, старичок с седой козлиной бородкой закончил вынимать осколок, после чего быстро зашил рану, а подбежавшие две молоденькие медсестры накрыли раненого простынёй. Бойцы, переложив прооперированного на носилки, понесли его к эшелону, а старичок повернулся ко мне:

– Неплохо, молодой человек. Вы хирург?

– Нет. Учился частным образом у профессора Кривицкого.

– О, это выдающийся хирург. Как здоровье Павла Валерьяновича?

– Не знаю, я его полгода не видел.

– И давно вы в его учениках?

– Четыре года был. Профессор предлагал пройти мне аттестацию и получить диплом врача, но я отказался, времени тогда не было. Честно признаюсь, сегодня я впервые резал живых людей.

– Вот как?

– Я интересуюсь патанатомией и судебной медициной.

– Вот оно как?

Я, конечно, рисковал, профессор Кривицкий, ставший военными хирургом, погиб на третью неделю войны, это было в истории моего мира, но случится ли так здесь, не знаю. Даже если он будет жив и нас представят друг другу, скажу, что учил меня самозванец, а профессора я не узнаю. Пусть докажут.

Тут старичка, который тоже оказался профессором и, между прочим, со знакомым лицом, позвали, эшелон ждать не мог, позади ещё один поезд стоял, пуская пары, так что, узнав, как меня зовут, врач заторопился. Чуть позже обратным эшелоном нам подкинули людей, около взвода, что смогли наскрести. Я был никакой. Поэтому, приказав Лосеву составить список потерь взвода, скинул с себя тряпьё, что ранее было моей красноармейской формой, и дошёл до речки. Плавал я около получаса, пока не пришёл в себя. Всё же вода действительно живительна. Мне ничего не нужно было, я уже предупредил бойцов, поэтому, уйдя в кусты, достал нательное бельё, командирскую форму, именно на ней был закреплён орден, надел всё. Ремень и подсумки с кобурой мне отчистили от крови. Винтовку я сам почищу. Вот так приведя себя в порядок, я принял доклад Лосева: из моего взвода уцелело шестеро, они остались со мной – это сам Лосев, его водитель и заряжающий, ставший наводчиком, Пряхин, выживший чудом, если учесть, что его машина сгорела в капонире, и два бойца из расчёта второй зенитки.

Теперь по технике и вооружению. Машина Лосева целая, вместе с пулемётом, там кабина прострелена да стёкла выбиты. Оба ЗИСа, что буксировали зенитки, сгорели, их гранатами закидали. Там в капонирах держала оборону сборная солянка из охраны моста и моих бойцов. Все они полегли. О машине Пряхина я уже говорил, но уцелела вторая машина обеспечения, та, что полуторка. Её сейчас Пряхин осматривал, сообщил, что она на ходу. Единственную машину роты охраны, стоявшую под деревьями без дополнительного укрытия, расстреляли. Да и граната рядом рванула. Одна зенитка полностью уничтожена, прямое попадание авиабомбы. Другая бомба рванула рядом со второй зениткой, орудие повреждено, на боку лежало, но, со слов Лосева, ремонт небольшой нужен, использовать орудие будет можно, только наводить придётся через ствол. Остальные зенитки из батареи Сомина – металлолом. Очень уж качественно и педантично немцы с воздуха уничтожали зенитные средства. О том, что здесь скоро появятся немцы, я помнил, да и лейтенанту сообщили, который командование принял, и он уже организовывал оборону: прибывший взвод бойцов расчищал окопы и позиции, ставил на колёса орудие, проверяя, можно ли его использовать.

Вот и весь доклад, что я получил от сержанта. Приказав ему перегнать по мосту обе уцелевшие машины на ту сторону, чтобы между нами и немцами была река, я направился к лейтенанту, мы так и не познакомились. Ничего, приятный в общении парень, на меня смотрел с откровенным восхищением, порассказали бойцы, что я здесь творил, а мне неловко. Мои действия он одобрил, попросил на время полуторку, отбуксировать орудие в другое место, нужно поставить его в засаду. Откуда появятся немцы – известно, тут узкая полоска леса вырублена у железнодорожных путей, именно там, с обеих сторон полотна зенитки и стояли, вытянувшись в линию. Дорога к мосту одна, немцы по ней прибудут. Мы обговорили, как будем держать оборону, и лейтенант ушёл.

* * *

Немцы до вечера так и не появились, а вот на дороге пошли сбои: то составов совсем нет, то друг за дружкой идут. На некоторых были следы обстрела. В сторону Минска совсем редко проходили, а оттуда немало шли. Мне кажется, это эвакуировали и подвижной состав тоже. Перед самой темнотой к Минску прошёл эвакуационный паровоз, а уже когда стемнело, протащился эшелон с расстрелянными теплушками. Мы успели пообщаться с машинистами, немцы поработали, не авиация, а танки, перебили машинистов, посмотрели, что в теплушках, и дальше покатили, а линия блокированной оказалась. Вот чудом удалось утащить эшелон у них из-под носа. Тела машинистов до сих пор в кабине паровоза лежат. Самое тревожное в этой информации, что эшелон остановили и расстреляли в двадцати километрах от нас. Телефонную линию нам уже восстановили, пока приказов нет, видимо, командование ещё само не знало, нужно рвать мост или нет, и охрана моста продолжалась.

Осназовцы у моста надолго не задержались, как линию восстановили, пришёл приказ отправить их дальше, и они отбыли на очередном эшелоне. Почистили они у немцев неплохо, натаскали целую гору оружия и амуниции, но она вся учтена, лейтенант постарался, не изымешь ничего, поэтому я сходил к своей палатке, или, вернее, тому, что от неё осталось. Кажется, в палатку граната угодила, и возможно, даже моя, мало ли какая от ветки или ствола дерева отскочила. Как я и предполагал, в этом месте бойцы не особо внимательно всё осматривали, от множества разрывов гранат тут месиво было, поэтому снайпер, которого я снял, так и висел на дереве, и хоть и был посечён осколками, но оружие в порядке. Я поднялся на дерево и снял с него СВТ со снайперским прицелом, три подсумка для магазинов, кобуру с парабеллумом и фляжку. В рюкзаке осколки натворили дел, но трофеи всё же были. Например, пятнистая маскировочная накидка и двухлитровый термос. Один из осколков оставил на его боку длинную царапину, но сам он был целым. Всё это я прибрал. Дальнейшее обследование местности ничего не принесло, пусто, только обобранные трупы.