Книга Красота - это горе - Эка Курниаван

– Нет никакой связи между пустым сосудом и вашими кораблями, Шоданхо.

Будто не услышав этих слов, Шоданхо увел суда подальше в океан.

Рыбаки праздновали победу – корабли больше не ловили рыбу в их водах и не продавали на местном рынке, а отправляли в города покрупнее, где и спрос на нее больше.

Товарищ Кливон старался объяснить рыбакам, что произошло, как можно доходчивей, как учили его наставники-марксисты, и обсуждал с ними, что делать дальше, раз большие суда ушли, а рыба вернулась. Но в итоге, как только у рыбаков завелись деньги, они, поддавшись суеверию, купили бычью голову и, спрыснув это событие туаком на пляже, бросили ее в океан, в дар Богине Южных морей. Ничего не мог поделать Товарищ Кливон – знал, что рыбаков тяжело будет научить даже основам логики, не говоря уж о диалектике, которую он сам изучал лишь урывками, во время недолгого пребывания в столице. Он радовался тому, что у них хватило мужества объединиться, когда их хотели разобщить и лишить куска хлеба, но не уставал повторять, что в жизни все намного сложнее и нельзя почивать на лаврах, надо сплотиться перед лицом новых угроз.

Не одни рыбаки затеяли веселую благодарственную церемонию суюкуран. Шоданхо на радостях тоже проводил обряд за обрядом. Возможно, из страха перед проклятием распорядился он устроить для Аламанды и младенца защитный ритуал. Ровно в полночь окунулась Аламанда в ванну с цветочной водой, а повитуха читала над ней заклинания. Повитуха заверила Шоданхо, что живот у его супруги просто загляденье, что малышу там уютно и что родится девочка – красавица, в маму.

Мальчик, девочка, не все ли равно, думал Шоданхо. Он был счастлив, что у него будет ребенок. Но, услыхав от повитухи, что родится девочка, от радости он так и подпрыгнул: значит, проклятие – звук пустой, болтовня ревнивого безумца. Стал он придумывать малышке имя и остановился на Нурул Айни – не потому что оно значило что-то особенное, просто внезапно возникло в голове, не иначе как свыше открылось. А повитуха все поливала Аламанду пригоршнями цветочной воды, и Аламанда вздрагивала от ночного холода, чувствуя, что наутро проснется больная. А далеко в открытом море Товарищ Кливон надеялся, что ошибся, и всей душой желал, чтобы у пары родился настоящий ребенок.

Но Аламанда так и не родила Нурул Айни: за несколько дней до родов ребенок исчез из ее чрева – взял да и испарился, вот и все.

Аламанда и сама не поняла, что случилось. Проснувшись утром, она вдруг зашлась жестокой отрыжкой, извергнув целое море воздуха, и живот втянулся, тело сделалось вновь стройным, как у невинной девушки, и ходить стало легко-легко. Явственно вспомнились ей слова Товарища Кливона: чрево твое как сосуд пустой, там один воздух, и ничего больше, – и крики ее, полные ужаса, прорезали мирную утреннюю тишину. Шоданхо, спавший в другой комнате, примчался в майке и шортах на кулиске – на лице следы от подушки, руки искусаны москитами. Он ворвался к жене в спальню и опешил, увидев ее вновь стройной и подтянутой.

Решив вначале, что жена уже родила, искал он взглядом младенца и лужи крови – на кровати и даже под ней, но так и не увидел новорожденного, не услышал его криков. Он устремил взгляд на жену, та обернулась с пепельно-серым лицом, пыталась что-то сказать, но лишь беззвучно открывала рот; губы у нее дрожали, будто ее бил озноб, и она не могла произнести ни слова.

Шоданхо, вспомнив предсказание Товарища Кливона, стал в ужасе трясти Аламанду, велел рассказать, что случилось. Но Аламанда, ни слова не говоря, безвольно рухнула на постель в тот самый миг, когда зашла повитуха. Та, повидавшая на своем веку немало чудес, объяснила, уложив Аламанду поудобнее:

– Бывает и такое, Шоданхо, – ребенка внутри нет, воздух и ветер, больше ничего.

Не веря, Шоданхо вскричал:

– Но вы же сами говорили, что у нас девочка!

Голос его срывался от гнева, но при виде непробиваемого спокойствия повитухи он безудержно, по-детски, разрыдался – он потерял Нурул Айни, свою мечту. И тут же вспомнил Шоданхо о Товарище Кливоне, но уже не с зудящей тревогой, что проклятие может сбыться, а с неукротимой яростью, ведь оно уже сбылось. Товарищ Кливон похитил его ребенка, и Шоданхо рвался отплатить.

Чтобы утаить от всех правду, сказали они, что ребенок умер. Один Товарищ Кливон все знал. Чтобы ему отомстить, спустя неделю траура Шоданхо приказал вернуть корабли в прибрежные воды и снова продавать на рынке рыбу. Работники испугались, что рыбаки сожгут корабли не раздумывая. Шоданхо тут же распорядился уволить всех несогласных.

Товарищ Кливон взывал к честности Шоданхо, но тот возразил, что и Товарищ Кливон нарушил слово. Товарищ Кливон ответил, что никакого слова не давал, обещал лишь защитить корабли от гнева рыбаков, но Шоданхо припоминал ему проклятие и твердил, что всякая женщина вольна выбрать себе мужа.

Глубоко огорченный несправедливым обвинением – дескать, он из ревности проклял нерожденного ребенка, – Товарищ Кливон, стараясь держать себя в руках, ответил:

– Объяснение только одно, Шоданхо: вы обладали женой без любви, а ребенок от такого союза либо вовсе не родится, либо родится дурачок с крысиным хвостом. – Шоданхо замахнулся на него, но Товарищ Кливон увернулся и сказал: – Уводите корабли немедленно, Шоданхо, пока у нас терпение не лопнуло.

Шоданхо же распорядился, чтобы корабли выходили в море как обычно, только под охраной солдат, и те стояли у бортов и смотрели сверху вниз на рыбаков, а рыбаки бросали на них свирепые взгляды. С хитрой усмешкой глядел в сумерках Шоданхо, как подплыли к судам Кливон и еще трое на моторках, а следом остальные рыбаки в челноках. Они кружили в своих лодчонках, пытаясь найти место, где еще осталась рыба, хотя бы им на ужин.

Как и Шоданхо, Аламанда была сломлена потерей ребенка, неважно, с кем и как она его зачала, это ее дитя. Когда миновала неделя траура и Шоданхо вернулся к делам, Аламанда по-прежнему сидела у себя в комнате и скорбела, непрерывно повторяя имя Нурул Айни.

На все воля Божия, уверял Шоданхо, – смогут они зачать ребенка и во второй раз, и в третий, и в четвертый, и сколько угодно раз.

– Не грусти, ласточка моя, – говорил он, – мы с тобой еще полюбимся, наделаем детишек сколько захотим.

Аламанда, решительно тряхнув головой, напомнила Шоданхо о данном ею слове – выйти за него замуж, только без любви. Шоданхо все ластился к ней – родим с тобой другую Нурул Айни, маленькую девочку, на этот раз настоящую, – но Аламанда сказала гневно:

– Потерять ребенка страшнее, чем с демоном встретиться, но я скорее потеряю двадцать детей, чем буду любить тебя.

И вспомнил Шоданхо, что нет на жене защитного белья, и забилась в мозгу похотливая мысль. Не успела Аламанда сообразить, что у него на уме, как он повернулся, прикрыл дверь и щелкнул задвижкой. Аламанда, не встававшая с постели, с тех пор как потеряла Нурул Айни, сразу поняла, что сейчас будет. Она вскочила, готовая защищаться, и сказала язвительно:

– Невтерпеж, Шоданхо? Сойдет и мое ухо, оно еще тугое.