Книга Повелитель гроз - Танит Ли

Он вздрогнул, но потом, казалось, снова овладел собой — за исключением бегающих глаз, которые теперь вместо того, чтобы рыскать по комнате, внимательно оглядывали ее.

— Ты вызываешь у меня страх. Это должно быть забавно. Ты никто. Рабыня. Падаль. Все, чем ты когда-то была, уничтожено. Так это происходит со всеми нами. Когда-то и я был не тем, кто сейчас. Теперь я Хмар, рожденный богиней, король-правитель шести муравейников Таддры. Паньюма! — внезапно выкрикнул он.

Почти мгновенно занавеси приоткрылись, и в зал скользнула маленькая смуглая женщина в сверкающих сандалиях. Она в упор взглянула на Астарис, и на ее ширококостном лице не отразилось ничего.

— Паньюма, — негромко велел Хмар, — уведи ее и приготовь.

— Да, господин, — сказала Паньюма. Вид у нее был, как у злобной няньки, потакающей избалованному ребенку. Но Астарис даже не думала противиться тому, что должно свершиться. Таддрийка взяла ее за локоть и повела прочь по длинной древней лестнице.

Последние металлические пятна заката истаяли на вечернем небе.

Женщина одела ее в черное платье, тяжелое от золотых нитей, вплела в волосы драгоценные камни. Ее шею, запястья, пальцы и уши тоже увешали золотом. Астарис ощутила странное холодное покалывание в тех местах, где золото касалось ее кожи.

В золотистых сумерках Паньюма провела ее по пустынным коридорам к гранитной стене. В полу скрывался механизм, с которым таддрийка явно была хорошо знакома. Камни расступились, открывая полутемную галерею. Паньюма быстро толкнула ее в отверстие, и двери со скрежетом сомкнулись между ними.

Это было место для мертвых.

Здесь хоронили почивших правителей — на тот же незапамятный манер, что и висских королей. В просторных резных ящиках хранились их кости, поверх которых кучами были навалены серебряные кубки и бронзовые мечи, а вокруг в застывших позах стояли их воины, ссохшиеся в своих латах в черные мощи со стеклянными кристаллами в пустых глазницах. В воздухе висела пыль и тяжелый запах древних смол для бальзамирования.

Но в дальнем конце галереи горел светильник, а на ложе сидел Хмар, поджидая ее. За спиной у него виднелась шеренга из десяти женщин с золотом на шеях и пальцах и фиолетовыми камнями в волосах. Астарис в один миг поняла три вещи: эти женщины живы, но не шевелились и уже никогда не шевельнутся — и ей предстояло стать одной из них.

— Вижу, ты понимаешь, — сказал ей Хмар. Он поднялся и подошел к ней, держа в руке золотую чашу. — Тебе предстоит стать даром моей матери. Я надел на тебя ее золото и камни, а теперь ты станешь такой же неподвижной, как она. Она преследует меня в темноте, ибо я разгневал ее. Но она все равно любит меня, моя матушка Анак. Любовь и страх. Вот, возьми чашу и выпей. Это яд из джунглей, он не причинит тебе боли. Живая смерть. И она принесет тебе бессмертие. У тебя нет выбора.

Когда она, улыбнувшись ему, протянула за чашей недрогнувшую руку, он побледнел. Она снова напомнила ему о другой женщине, которую он знал много лет назад и которую звали Ашне'е.

Астарис осушила чашу.

— Сколько мне ждать? — спросила она, все еще улыбаясь.

— Недолго, — ответил он, и это была правда. Она уже ощущала, как прохладная жидкость разливается по ее телу, а через некоторое время перестала моргать.

«Теперь я стану тем, чем всегда была на самом деле», — подумалось ей.

Потом он подхватил ее неподвижное тело и устроил его на ложе — оно все еще было вполне податливым для его целей. Она наблюдала за его исступленным экстазом откуда-то издалека. Он опоил ее не для того, и она ничего не чувствовала. Закончив, он поставил ее у ложа, как куклу, сложив ее руки точно так же, как у всех остальных. Похоже, он говорил еще что-то, но она больше его не слышала, а скоро и ее распахнутые глаза перестали видеть.

Она засыпала, уже почти погрузившись в черный сон, который он подарил ей. Она думала: «Теперь я — та икона, которой всегда была. Все совершенно верно: одна оболочка, внутри которой ничего нет». Потом что-то шевельнулось в ее чреве — испуганно, ищуще. «Тихо, — подумала она. — Ты был его и моим, но теперь нас обоих нет. Тихо».

Затем внезапно нахлынула волна черноты и унесла ее с собой.

Ночью, как бывало очень часто, за ним пришла Анак. Он слышал сухой шелест ее чешуи, похожий на шорох мертвых листьев на полу. Белая луна ее лица озаряла подножие кровати. На голове у нее шипели змеи, и он увидел, как ее змеиные зубы полыхнули неумолимым огнем.

Он закричал, призывая Паньюму, и проснулся.

Женщина держала его в своих смуглых объятиях, но сначала он даже не узнал мертвую шелуху того имени, которым она называла его.

«Я Амнор, лорд-правитель Корамвиса», — думал он недоуменно, пока она бормотала древние лесные заклятья, призванные отгонять злых духов, — но потом вспомнил, кто он такой и каким образом чары спасут его. Ибо теперь он и сам верил в эти вещи, став вечным заложником их ужаса.

15

Всю ночь напролет слышался негромкий плеск воды под веслами. Ему он казался звуком смерти.

Это была узкая плоскодонная баржа, везущая в Закорис масло и железо. Ральднор, как и все случайные пассажиры этого судна, спал под брезентовым навесом на палубе.

Из Дорфара до закорианской части Лота он добрался за сутки, и все эти сутки был полон лихорадочной надежды и не прекращал поиска, ибо тогда еще знал, что она жива, и слышал невероятные истории, гулявшие по Корамвису. Астарис не приняла яд. Могущественные друзья помогли ей бежать — а куда еще она могла отправиться, если не в Таддру, которая так часто скрывала людей и их прошлое? Да и сам Ральднор нуждался в убежище.

Крин дал денег на его путешествие по тайным тропам Дорфара, а оттуда — в относительную безопасность, на запад. Из Закориса ему предстояло перейти через горы в Таддру. Его долг перед Крином был неисчислим. Он собирался расплатиться с ним, когда сможет — и если только сможет. Но ему дали понять, что не ждут от него ни возврата долгов, ни каких-либо обязательств.

Что же до потерянного — мифической короны и власти, о которой он прежде не мог даже мечтать, — то после того, как схлынула первая волна смятения, все это показалось ничтожным рядом с мучительной, не дающей ему покоя потребностью найти Астарис.

Солнце нырнуло в воду, затуманенную сумерками. Примерно через час после заката он почувствовал, как почти неуловимое присутствие в его сознании вдруг колыхнулось и угасло. На этот раз он не ощутил насилия, как было с беловолосой девушкой; это была тихая, безмятежная смерть — черный сон принял ее в свои ласковые объятия, из которых уже не было пути назад. Но она оставила его опустошенным.

И именно это он и чувствовал — не боль, не горе и не желание плакать. Одну лишь пустоту. Казалось, что, покинув его, она забрала с собой его душу.

Наступил рассвет, который они встретили уже в Лоте. Он сошел с корабля, но ему было больше некуда идти.