Книга Проксиома созвездия Лжи - Аркадий Гендер

Тем более что Федор знал за собой особенность «тормозить» при принятии ответственных решений, особенно когда вероятность правильного выбора, как сейчас, была не выше, чем при игре в орлянку. Это потом, сделав выбор, Федор следовал ему с последовательностью атакующего носорога и никогда не грыз себя в случае ошибки. Но сейчас, разрываемый сомнениями, он в изнеможении даже закрыл глаза и бессильно откинулся на подголовник. Громким тиканьем часов на приборной панели ощутимо уходило время; нетерпеливо, как гонщики перед стартом, подвывал педалью газа Алексей Николаевич. Господи, если бы не была так высока ставка!..

Так юг или север? Федор подумал, что хуже знает те, южные районы; северные же, напротив, были ему — дом родной. И вообще Федор не понимал и не принимал Юга с его холерическим темпераментом и жаркой чувственностью. Он сам был сангвиник, и ему был гораздо ближе холодный, рассудительный и терпеливый Север. Федор выбрал северный маршрут.

— На Олений Вал! — решительно скомандовал он Алексею Николаевичу, открывая глаза.

— Есть, командир! — с энтузиазмом застоявшегося жеребца ответил тот, беря с места в карьер. — Здесь рядом, мигом домчим.

Они снова выехали на Госпитальную набережную и понеслись вдоль заснеженной Яузы. Их следующий остановочный пункт был в Сокольниках, после которых их «северный» маршрут лежал на улицу Бажова, оттуда по Сельскохозяйственной улице и Алтуфьевскому шоссе доходя чуть не до Кольцевой, через Лианозово поворачивал к Дмитровке и по ней вел в Центр. На Петровско-Разумовской им нужно было снова развернуться в сторону области и почти сразу же уйти налево, на Большую Академическую, к Ленинградке. На Соколе маршрут снова вилял, уводил их на Волоколамское шоссе и через площадь Курчатова и Щукино приводил в Строгино. Там Федор предполагал вернуться назад, и проехать через улицу Народного Ополчения и Крылатское.

Но возможен был и другой вариант — выйти на МКАД и снова въехать в Москву по Рублевке. Дальше нужно было смотреть по времени и сквозить по Можайскому шоссе к Смоленке либо с заездом в одну из «южных» обменок, в Матвеевском, либо без. На Садовом и в Центре было три точки, после которых теоретически можно было бы успеть на ту самую Квесисскую, без малого замкнув петлю «северного» маршрута, огромным лассо захлестнувшим треть Москвы. В течение этого огромного, километров больше ста, путешествия им предстояло — где совсем по пути, где с серьезным «заездом» — попасть в четырнадцать обменок, в каждой из которых Федор должен был купить в среднем по тридцать тысяч долларов с мелочью. По предварительным договоренностям столько не набиралось, хотя если бы дело пошло так же, как в Лефортово, то не пришлось бы даже объезжать все это количество.

Первоначально казалось, что так и будет. На Бажова удалось купить существенно больше валюты, чем обещали утром по телефону, а в обменке у ВВЦ — так просто втрое. Федор ликовал — еще бы, после первых трех остановочных пунктов у них было уже почти сто пятьдесят тысяч!

Но вслед за этим начались проблемы. В одной из обменок телефон был постоянно занят, а по приезде она оказалась закрыта без объяснения причин. Федор от отчаяния пнул стоящую у запертой двери раскладную вывеску, гордо сообщавшую о круглосуточном и бесперерывном графике работы этой шарашкиной конторы, но долларов в активе от этого не прибавилось. Десять минут они потеряли на неизбежную заправку. На Алтуфьевском шоссе, прозванном водителями «дорогой светофоров», потери составили уже четверть часа. В обменке в Строгино из-за опоздания инкассаторской машины — целых тридцать пять минут. Федор — про себя — рвал и метал, но сделать ничего не мог. От графика они отставали все больше.

Давно стемнело. Если бы не прекрасное знание Москвы и водительский талант Алексея Николаевича, дела были бы совсем швах. А так без четверти восемь вечера, когда у них было в активе четыреста тринадцать тысяч долларов и сорок пять минут времени, они были уже на Садовом, спеша к обменке в районе Маяковки, где для них до восьми часов держали заказ. Правда, всего-то пятнашку! В пассиве же значилось, что за последние полчаса нужно было решить нерешаемую задачу — в четырех оставшихся обменках успеть купить недостающие семьдесят две тысячи, которых в них и не набиралось.

Федор был мрачнее тучи и все чаще в ожидании звонка Шер-Хана посматривал на дисплей мобильного. Катя, привалившись к почти пустой уже сумке, клевала носом. Алексей Николаевич в унисон общему напряженному молчанию, царившему в салоне, был хмуро-сосредоточен и с точностью автомата вел машину на запредельных по меркам Садового кольца скоростях. В этот момент из ряда машин у обочины, мимо которых они только что просквозили, первыми уходя со светофора, враскачку, как баркас от причала, отвалил милицейский «УАЗик», расцветившись, словно новогодняя елка, вспышками синих и красных огней. Не имея, разумеется, никаких шансов достать «Ауди», менты врубили пронзительно-заунывную сирену, и в перерывах между ее завываниями принялись на всю Садово-Кудринскую вещать из рупора на крыше: «Ауди» номер триста пятнадцать, остановиться, прижаться к обочине! «Ауди» номер триста пятнадцать, остановиться, буду стрелять!»

— Триста пятнадцать — это же мы! — закрутил головой Алексей Николаевич, резко тормозя и кладя руля вправо. — Какого черта?!

— Скорость? — озабоченно спросил его Федор, пропустивший момент начала преследования их милицейским баркасом.

— Стрелять? За скорость?! — глуша мотор, пожал плечами Алексей Николаевич. — Вряд ли. Хотя у нас все возможно!

Но, похоже, их остановили не за скорость. Визжа тормозами, «УАЗик» остановился чуть не перпендикулярно бордюру прямо перед носом «Ауди», едва не снеся ей левую фару. Красно-синие дискотечные сполохи ярко залили салон. Сирена выла так, что, случись это близ кладбища, повсеместное восстание мертвецов, сопровождающее, по Апокалипсису, конец света, определенно началось бы раньше графика.

— Господи, что случилось? — встрепенулась ото сна Катя.

Федор и сам был бы не против узнать ответ на этот вопрос. В его голове в такт чередованию красных и синих вспышек пульсировали две мысли о причинах происходящего. Предположение, что такая помпа вызвана тем, что в Катином банке уже докопались, что полмиллиона долларов оказались фальшивыми, сменялось уверенностью, что это захват его, Федора, как подозреваемого в убийстве Алексея Куницына.

— Полагаю, сейчас мы это узнаем, — угрюмо ответил он.

Распахнулись сразу все двери «УАЗика», из него, как шарики из сломанного подшипника, посыпались одинаковые серые люди в касках и с короткими десантными «Калашниковыми» в руках. Они окружили «Ауди» со всех сторон и взяли сидевших в салоне на мушку. Федора охватило странное ощущение, что сейчас должен появиться кто-то, кто скажет этим серым и безликим «Пли!», и — «В дальнюю волость, в заоблачный плес…» А вот как раз и он!

Из пассажирской двери неуклюже, задом слезая с высокой подножки, появился совершенно необъятной круглости мент в новеньком форменном бушлате нараспашку. Хотя погоны на бушлате отсутствовали, было ясно, что это самый главный Синьор-Помидор над своей лимонной гвардией. Потому что вместо каски на его голове была невероятных размеров фуражка с распластавшимся орлом на тулье, а в руках вместо автомата — громкоговоритель, известный в народе как матюгальник. Смешно переваливаясь из стороны в сторону, «Синьор-Помидор» подошел к «Ауди», широко, как Эйфелева башня, расставив ноги, встал между двумя автоматчиками и, страшно выпучив глаза, рявкнул в матюгальник: