Книга Свобода на продажу - Джон Кампфнер

Споры об удостоверениях личности свидетельствуют о наличии более широкой проблемы. Меня всегда поражал разрыв между действительностью и мнением политиков о состоянии британской демократии. Члены парламента называют Великобританию родиной парламентаризма. Редкие дебаты обходятся без упоминаний о Великой хартии вольностей, «Славной революции» и других великих исторических моментов. Евроскептики должны были бы изумиться доблестному индивидуализму британцев в сравнении со стадным чувством жителей континента. И все же трудно найти в самопровозглашенном демократическом мире страну, где в руках людей с такой незначительной поддержкой было бы больше власти. Глубину этого несоответствия оценил независимый орган «Исследование проблем власти» (Power Inquiry), учрежденный в 2004 году группой именитых общественных деятелей. Цель этой экспертной группы — выработка рекомендаций по вовлечению общества в политику. Опубликованные два года спустя выводы группы оказались суровыми: легитимность правительства подрывается системой голосования, явкой избирателей на выборы и много чем еще.

В 2005 году всеобщие выборы ясно продемонстрировали масштаб проблемы. Снова всего одна из крупных партий, Лейбористская, получила неограниченную власть, но уже при поддержке лишь 22% от общего числа избирателей. Только половина избирателей дала себе труд опустить в урну бюллетень. На местных выборах показатели были еще хуже. Исследование наводит на мысль, что определение британской системы как «исполнительной демократии» (executive democracy) грешит неточностью. Более уместным было бы назвать ее «выборной диктатурой» (elective dictatorship). Руководитель этого исследования, адвокат, баронесса Хелена Кеннеди отметила, что «пруд», из которого отбирали политических лидеров Британии, уменьшился до размеров «лужи», а выборы в Британии перестали быть репрезентативными:

Политика и бразды правления все чаще оказываются в руках привилегированных элит, как если бы демократия исчерпала себя… Слишком часто граждан устраняют от принятия решений, их редко приглашают принять участие в делах и редко к ним прислушиваются.

В результате люди отворачиваются от голосования и участия в большой политике, концентрируясь на прямых действиях или на кампаниях, посвященных решению какой‑либо одной проблемы. В окончательном докладе комиссии, который, как утверждалось, имел целью «спасение британской демократии от краха», было сформулировано 30 ключевых рекомендаций. Правительство одобрило доклад, его обстоятельно, но недолго обсуждали. И оставили без последствий.

Низкая явка и ограниченные полномочия усугубляются нехваткой сдержек и противовесов. Парламент редко оказывается способен осуществлять серьезный контроль. Время от времени правительство проигрывает важное голосование. Дебаты публика и пресса фактически игнорируют, а парламентские комитеты, столь влиятельные в США, в Великобритании институционально и интеллектуально ограничены. Влияние парламента на другие государственные органы, особенно на спецслужбы, прискорбно слабо. По иронии, в последние несколько десятилетий два наименее демократических института в Британии выступали в роли наиболее ответственных стражей ее свобод: суды и неизбираемая Палата лордов.

По правде говоря, в Великобритании никогда не было Золотого века свободы. Все правительства Великобритании идут протоптанными тропами, а премьер–министры неизменно приходят в ужас от получаемых ежедневных сводок о государственной безопасности. Блэр и его министры пошли по стопам консерваторов, унаследовав от них пренебрежение к «званым ужинам», участники которых зациклены на правах человека. Специалисты по изучению общественного мнения убедили их, что британская публика могла бы принять что угодно — от камер слежения до удостоверений личности, превентивного задержания и обыска, — только чтобы чувствовать себя в безопасности. Они полагали, что боятся только те, кому есть что скрывать. Если вы избегаете неприятностей, неприятности вам не грозят. Где я слышал это раньше? Ах да, в Сингапуре. Сингапурская модель экспортировалась повсеместно.

В каждой стране есть свой Пакт, определяющий соотношение свободы, безопасности и процветания. Блэр выразил свой подход в высшей степени обоснованным замечанием об «обществе с правилами, но без предрассудков». Если оглянуться на то время и попросить указать область, где Блэр смог что‑либо изменить к лучшему, это была бы социальная сфера. Британия стала, по крайней мере на бумаге, более толерантной. Было узаконено «гражданское партнерство» (civil partnership), то есть браки гомосексуалистов, и ужесточено наказание за дискриминацию по признаку расы, религии, пола, сексуальной ориентации и возраста. Блэр отграничил публичные права, которые могут служить предметом переговоров, от неприкосновенных прав личности. Британцы никогда не были свободнее в своем выборе образа жизни. В общественной же сфере — от поведения в местном парке до высказываний в СМИ и на демонстрациях — они были поставлены в самые что ни на есть жесткие рамки. Стоит переступить границу, и государство воспользуется своими неограниченными полномочиями, чтобы вас поймать. Блэр подытожил свою мысль следующим образом: «Я верю в принцип 'живи и давай жить другим', но ваше поведение не должно ограничивать свободу других». Однако кто определит это «ограничение»? К сожалению, это парламент, почти лишенный власти, правительство, почти не пользующееся поддержкой избирателей, и спецслужбы, почти никому не подотчетные.

Идея «выбора» интерпретировалась шире, чем выбор социальных норм. Как и прочие, чье становление пришлось на период гегемонии Тэтчер, Блэр считал фундаментальным правом людей возможность «выбирать» государственные услуги. Он считал, что государство, которое не позволяет людям выбирать школу или больницу, прибегает к еще одной форме принуждения. Это единственная сфера, в которую государству следовало бы вмешиваться как можно меньше. Он верил, что если люди в повседневной жизни «вольны» в принятии решений, они должны быть готовы доверить властям больший контроль над собой, например в том, что касается безопасности. Во время своего пребывания у власти Блэр мало чего добился в этом направлении. Его преемник не рассматривал «выбор» как панацею. Он скорее придерживался присущего левоцентристам взгляда на государство как на благодетеля, предоставляющего услуги обществу.

Заняв место Блэра, Гордон Браун намекнул, что намерен осторожнее обращаться с британскими конституционными нормами и гражданскими свободами. Он заверил, что покончит с «диванным» стилем правления своего предшественника, когда небольшая группа чиновников принимала решения без ведома парламента и правительства. В некоторой степени он действительно изменил процедуры. Но в части фундаментальных взаимоотношений государства с личностью он продолжил линию Блэра. Правда, Браун не проявлял такого рвения, как его предшественник. В первые 48 часов своего пребывания в должности, когда ему пришлось решать проблемы, связанные с серией попыток террористических актов в Лондоне и Глазго, он отреагировал сдержанно. Тем не менее впоследствии каждый раз, когда Браун сталкивался с выбором между сдержанностью и «жестким» ответом преступникам, он выбирал второе. Блэр оставил ему в наследство аппарат госбезопасности Уайтхолла, который знал правила игры. Проблема усугубилась с разделением сфер компетенции в области уголовной юстиции и борьбы с терроризмом между старомодным МВД и новым Минюстом. Многие более рассудительные сотрудники перешли в Министерство юстиции, фактически оставив неопытного, но амбициозного нового министра внутренних дел Джеки Смит заложницей сторонников «жесткого курса», которые перешли в ее ведомство непосредственно из спецслужб. Британское МВД, редко когда становившееся бастионом либерализма, теперь и вовсе стало напоминать министерство государственной безопасности. Смит понимала, что не в ее политических интересах противоречить этим экспертам. Она с удовольствием признавала это, заявляя, что на такой работе «приходится знакомиться с некоторыми пугающими документами». Она говорила о возможности получения террористическими группами доступа к химическому, бактериологическому или ядерному оружию (так называемым «грязным бомбам»). Первоочередной приоритет, по заявлению Смит, это «свобода, которая вырастает из безопасности». Все остальные права и свободы по определению подчинены этой.