Книга Что день грядущий нам готовил? Летающие автомобили, роботы-повара, отпуск на Луне и другие несбывшиеся чудеса наших дней, предсказанные в прошлом веке - Пол Майло

В дальнейшем все предпосылки универсального правления вроде бы начали медленно, но верно сходиться воедино. Развитие связи и транспорта сделало любую точку на планете более доступной, чем когда-либо прежде. Эмпирическое научное мышление, отрицающее местническую ограниченность и предрассудки, распространялось в общественных элитах и всё шире проникало в массы. Вскоре после Второй мировой войны, когда была создана Организация Объединенных Наций, казалось, будто сделан первый шаг к верховенству международного права.

Однако на исходе первого десятилетия наступившего века ура-патриотизм с ксенофобией все еще живы и здоровехоньки. Дождаться торжественного открытия Парламента Народов нам с вами, судя по всему, не удастся.

Разговоры о создании всемирного правительства начались следом за Первой мировой войной, самой ужасной из всех, что знало до тех пор человечество. В 1914 году лучшие сыны воюющих наций, преисполнившись патриотической гордости, браво маршировали в окопы. Спустя четыре года войны, оставившей после себя миллионы трупов, бодрое размахивание ратными стягами сменилось отчаянием и гневом. Сразу по окончании войны президент США Вудро Вильсон предложил создать Лигу Наций, всемирный форум, где споры между странами могли бы решаться дипломатическим путем. А в России в те же годы лидер большевиков и коммунистический теоретик Лев Троцкий утверждал, что национальную принадлежность сменит классовое братство и пролетарии всех стран уже готовы протянуть друг другу руки «поверх государственных границ».

В 1925 году Джон Бёрдон Сандерсон Холдейн писал: «Существует множество людей — вполне обычных, нормальных, — кто поддерживает идею всемирного государства в той или иной форме». Герберт Уэллс предполагал, что к XXI столетию может возникнуть сверхдержава, которая включит в себя современную ему Британскую империю плюс Соединенные Штаты и страны Латинской Америки, входившие в сферу их влияния. Это наднациональное образование подпишет договоренности с двумя другими гигантами — континентальной Европой и «желтой» Азией, — и все вместе они создадут общее пространство с неограниченной мировой торговлей, единой валютой и универсальным правом, «гарантирующим прекращение войн и мир навсегда».

В шестидесятые годы многие футурологи предсказывали учреждение глобального государства, чтобы человечество смогло уцелеть в мире, который способен самоуничтожиться одним нажатием кнопки. В большинстве своем они не рассчитывали на появление единого правительства уже в наши дни, но думали, что по этому пути мы продвинемся гораздо дальше, чем вышло фактически.

Фриц Бааде в книге «Соревнование в 2000 году» (1962) писал, что государства к нынешним дням пожертвуют большей частью суверенитета ради всеобщего мира. «Людям не нужны будут ни визы, ни даже паспорта». Возникнет «конструкция из международных политических учреждений, хотя бы минимально приближенная к проекту объединенного правительства». Он считал, что народы, невзирая на различия в своих политических и культурных традициях, все же сформируют «федеративную унию» и та наполнит каждый из них «новой, особенной энергией».

Журналист Стюарт Чейз, в свою очередь, предполагал, что в новом веке ООН, перебравшись на какой-нибудь нейтральный остров, примется оттуда руководить миром, уже целое поколение свободным от глобальных конфликтов. Соперничество наций будет происходить «почти исключительно в сферах искусства, науки и на Олимпийских играх». Суверенное государство превратится из идола, которому надо присягать на верность и безропотно отдавать жизнь, в «милый дом». Видный американский философ Николас Решер находил возможным, что Соединенные Штаты и другие крупные державы меньше станут заботиться о своем влиянии на мировые дела и больше — о качестве жизни. В 1968 году одна команда прогнозистов предсказала появление в ближайшее десятилетие транснациональных политических партий.

Многие думали, что взаимопониманию граждан нового мирового порядка поможет единый язык международного общения. Герберт Уэллс считал таким универсальным средством английский (и не сказать, что сильно заблуждался). Другие отдавали предпочтение принципиально новой речи, которой большинство жителей Земли овладеет как родной, общаясь с иноплеменными друзьями. Отчасти воплотить эту мечту удалось Людвику Заменгофу, создавшему в конце XIX века эсперанто, самый успешный из всех искусственных языков.

В шестидесятые годы было немало и трезвых реалистов, нисколько не сомневавшихся в сохранности государственных суверенитетов в новом столетии. Впрочем, точно так же они были уверены и в том, что Америка все еще будет находиться в клинче со своим неотступным противником. Даже твердые сторонники капитализма ожидали, что советские коммунисты останутся на своих позициях и добьются еще каких-нибудь новых успехов. А вот будущего другой великой нации — коммунистического Китая — толком не смог угадать никто.

Предсказание: Дело Ленина еще живет и даже побеждает

Году эдак в 1975-м типичный западный «профессионал холодной войны», конечно, мог быть искренне убежден в превосходстве той модели, что называют американским образом жизни, над советской. Но эта вера вовсе не означала надежд, что СССР однажды вдруг просто исчезнет с карты мира. Если бы такое все же могло случиться, то не иначе как в результате ужасной глобальной катастрофы — скорее всего, ядерной войны, которая почти наверняка уничтожит и Соединенные Штаты.

Тридцать пять лет тому назад могло показаться, что дела у Советского Союза хороши как никогда. США, возможно, и одержали дипломатическую победу, наладив отношения с другим великим соперником России, Китаем, но все остальное как будто указывало: будущее не за Вашингтоном, а за Москвой. Соединенные Штаты только что пережили вьетнамский позор: сильнейшая армия мира была разбита отрядами красных партизан, которым помогали русские. Всю страну трясло от арабского нефтяного эмбарго (а Советам, в отличие от Штатов, хватало собственной нефти). В Африке и Латинской Америке бунтующая молодежь обращалась в поисках идеала не к Вашингтону с Джефферсоном, а к Марксу и Ленину. И в Восточной Европе у СССР имелся надежный плацдарм. Притом официальный внешнеполитический курс американского государства определялся так называемой реальной политикой, что означало, в общем, лишь одно: придется смириться с фактом, что Советы — это всерьез и, по всей очевидности, надолго.

Тогдашние американские прогнозисты в большинстве стойко поддерживали такую убежденность. Например, Герман Кан и Энтони Винер в «Годе 2000» предположили, что в XXI столетии США и Советский Союз останутся сверхдержавами во главе восьмерки «просто великих» держав, включающей, в частности, Японию, Францию и Китай. Тандем футурологов допускал, что в некоторых важных отношениях социалистический лагерь даже обгонит западный мир: скажем, такие страны Варшавского договора, как Польша, Венгрия и Чехословакия, в период с 1985 по 2000 год станут экономически сильнее большинства западноевропейских государств. От Польши, например, ожидалось, будто она к 2000 году превзойдет по своему потенциалу Австралию.

Их современник Фердинанд Лундберг, заглядывая аж на 150 лет вперед, считал, что Советский Союз доживет и до тех пор, допуская лишь незначительную вероятность «имперской либерализации». Для радикального же поворота, по его мнению, понадобилась бы настоящая большая революция, но такое трудно осуществить в индустриально развитом государстве: «Успехи современной науки уничтожили возможность полноценной революции».