Книга Первая мировая война. Борьба миров - Владимир Миронов

Называли царское МВД «самой грозной силой на земле». Почему же мы потерпели поражение?

Вопрос состояния русской разведки перед Первой мировой войной требует, конечно, тщательного анализа специалистов. Работа проделана М. Алексеевым и издательским домом «Русская разведка», выпустившими ряд томов «Военной разведки от Рюрика до Николая II» (1998). Если подвести по прочтении книги краткий итог, можно сказать, что русская разведка в лице представителей Главного управления Генерального штаба (ГУГШ) действовала «вполне удовлетворительно», будучи неплохо осведомлена «о всех текущих событиях стратегического и военно-политического характера на Дальнем Востоке», как и в Восточной Европе.

Однако наряду с такими оценками самих верхов есть масса фактов, свидетельствующих о том, что ее состояние, как и ее действия следовало бы признать «по меньшей мере безотрадными». Дело в том, что основными источниками интересующей Россию информации всегда были агенты-иностранцы, а это, как совершенно ясно, далеко не всегда надежный материал. Поэтому на Востоке получение такой информации, скажем, из Японии было осложнено в связи с особым менталитетом жителей. Японцы крайне неохотно шли на контакты с русскими. Военные понимали, что Россия «не может противостоять при существующем состоянии армии натиску Германии и Австро-Венгрии с их союзниками». Но при этом А. П. Извольский утверждал, что две эти страны «в состоянии в корне пошатнуть наше государственное существование».

М. Алексеев в «Военной разведке в России» писал: «По состоянию на 1 (14) января 1914 г., постоянная негласная агентура ГУГШ состояла из шести негласных агентов и шести агентурных организаций. Из шести негласных агентов, четверо работали на Востоке и в Азии: № 12 — в Китае (Брей); № 17 — в Индии (Андреев); № 18 — в Сеистане (Выгорницкий); № 22 — в Китае (Чжао-юйтин) и только двое — на Западе: № 87 — в Германии и № 118 — в Румынии и Болгарии (Шнейдер). Пять из шести агентурных организаций действовали на Востоке и в Азии (четыре из них возглавлялись негласными военными агентами) — №6 — в Корее (Бирюков, консул в Гензане); № 14 — в Маньчжурии (Афанасьев, консул в Цицикаре); №15 — в Корее и Маньчжурии (Надаров, вице-консул в Янцзыфу); №20— в Монголии (Ладыгин, коммерческий агент на КВЖД); № 23—в Азербайджане (военный секретарь в Урмии Андреевский). На Западе имелась всего одна агентурная организация №30 в Западной Германии. В течение 1914 г. планировалось развернуть еще две агентурных организации ГУГШ в Западной Европе: одну — № 31 — в Австро-Венгрии и вторую — в Восточной Германии. К началу войны агентурная организация № 31 находилась в стадии формирования. Планы насаждения подобной организации в Восточной Германии так и остались на бумаге». И это перед мировой войной!

Поймали немецкого шпиона

Все это однако нисколько не умаляет действий умных и опытных русских разведчиков в той войне. Так, военный агент в Германии полковник Базаров, анализируя результаты командно-штабной игры 1913 г., проведенной германским большим генеральным штабом, пришел к верному выводу: первый удар немцев будет нанесен по Франции. Немцы усиливали крепости (особенно Познани и Бреславля), планировали иметь на Восточном фронте в начале кампании намного меньше сил, чем на Западном фронте (это подтверждала наша агентура).

Представляет интерес статья Н. С. Кирмеля «Становление военной контрразведки в Российской Империи». Автор пишет о том, что военный министр В. А. Сухомлинов утвердил Положение о контрразведывательных отделениях военных округов (8 июня 1911 г), где, в частности, говорилось: «Контрразведывательные отделения военных округов учреждаются для борьбы

с военным шпионажем, для воспрепятствования тем мерам иностранных государств, что могут вредить интересам обороны Российской Империи». Инструкцией, разработанной Генштабом, было определено, что «военным шпионством (военной разведкой) является сбор всякого рода сведений о вооруженных силах (сухопутных и морских), об укрепленных силах государства, а также имеющих военное значение географических, топографических и статистических данных о стране, путях сообщений, производимый с целью передачи их иностранным державам». Борьбу со шпионажем предлагалось вести с помощью агентуры и наружного наблюдения. В условиях мирного времени агентура подразделялась на следующие категории: консульская агентура, внедренная или завербованная из числа обслуживающего персонала или родственников служащих иностранных представительств, расположенных на территории страны; штабная агентура, занимавшаяся личным составом военных и военно-морских учреждений России, как в центре, так и на местах; внутренняя агентура, обслуживавшая общественные места, расположенные вблизи учреждений, посещавшихся «военными чинами» (торговые лавки, чайные, рестораны и т.п.), а также точки, подходившие для проведения «свиданий» агентов иностранных разведок «с лицами, дающими им сведения».

Однако следует заметить, что с переходом полномочий по реализации контрразведывательных функций к военному ведомству ситуация с так называемой офицерской штабной агентурой осталась неизменной. Проблема консервировалась и загонялась вглубь. Менталитет кадрового офицерства изначально был негативен по отношению к любому виду оперативного поиска в своей среде. Данная особенность видна в нормативных документах военной контрразведки. Инструкциями запрещалось вербовать агентуру среди военнослужащих, а устанавливать наблюдение за офицерами разрешалось лишь с санкции генерал-квартирмейстера, да и то, как отмечалось, «только в исключительных случаях».

Военная контрразведка изначально была поставлена в «щекотливое» положение при ведении оперативно-розыскной деятельности в армейской среде. Сложность с вербовкой осведомителей, продолжает автор, заключалась еще и в специфике борьбы со шпионажем. В отличие от революционеров, которые действовали в составе подпольной организации, агенты иностранных спецслужб работали в одиночку. Поэтому найти “сексота”, пожелавшего выдать шпиона, а потом следить за ним до самого ареста было непростым делом. Контрразведчики вербовали информаторов среди обиженных поставщиков секретных сведений, мелких осведомителей и любовниц шпионов. Шли на контакт с сотрудниками КРО и лица, желавшие заработать деньги на выдаче иностранного агента, но иные также по идейным соображениям. Если внутренняя агентура служила для освещения намерений шпиона, то наружное наблюдение следило за конкретными действиями.

«Филерская служба, — писал начальник разведывательного отделения Варшавского военного округа полковник Н. С. Батюшин, — требует от агентов наружного наблюдения, кроме умственного развития, памяти и находчивости, особого развития зрительной памяти, которая должна фиксировать все доступные глазу мелочи повседневной уличной жизни, и умения вести наблюдение на расстоянии, дабы не попасть в поле зрения наблюдаемого».

А. А. Игнатьев