Книга Европа и ислам. История непонимания - Франко Кардини

Средневековые тексты, переработанные Библиандером, конечно, способствовали распространению ошибочной и тенденциозной информации об исламе и цитат из Корана, неверно переведенных и неправильно понятых. Однако все больший интерес к исламскому миру и желание иметь более точную информацию (что было вызвано успехами Сулеймана и растущим значением турецких товаров для экономики Запада) привело к развитию описательной литературы намного более высокого качества. Подтверждением, например, служит то, сколько места отводит исламу вообще и Османской империи в частности Гийом Постель в своем замечательном труде «О согласии во всех землях» («De orbis terrae concordia»), изданном в 1544 году.

Постель вернулся во Францию из своих поездок на Ближний Восток с большой коллекцией ценных арабских, сирийских и армянских рукописей. Он был профессором в Коллеж де Франс и, недолго, членом ордена иезуитов (откуда его изгнали). Кроме прочего он опубликовал трактат по сравнительному языкознанию и арабскую грамматику, с намерением использовать изложенные в них сведения для приближения своего утопического идеала: создания всемирной цивилизации и религии.

Имея свободный доступ к текстам Библиандера, Постель тем не менее полностью отверг его точку зрения, тем самым произведя настоящую революцию в методологии. В то время как до этого в ходе полемик подчеркивались различия между христианством и исламом, а все сходства или точки соприкосновения замалчивались, если не утаивались, подход Постеля был прямо противоположным. Это неизбежно заставило его поставить под вопрос качество латинских переводов Корана, которое он мог проверить сам, благодаря своим превосходным лингвистическим познаниям. Понимание текста Корана в итоге улучшилось, но возникли осложнения из-за его трактовки, и поэтому языковеды постоянно ставили под вопрос достижения Постеля.

Неудивительно, что Постель навлек на себя критику и порицание со всех сторон; образованный Анри Этьенн назвал ученого «мерзким чудовищем» (monstre execrable) из-за его «симпатии» к исламу. Кроме того, сравнения, проводимые Постелем между исламом и христианской церковью, породили набор доводов в пользу закона Пророка. Развивая свой тезис о сходстве между исламом и протестантизмом, он утверждал о существовании некоего «кальвинотуркизма» и связывает его с поиском вселенской гармонии. Одни исследователи считают, что Постеля вдохновляла работа Николая Кузанского «О согласии веры»), другие же видят в нем предтечу более поздних философов, таких, как Руссо и Кант. Символично, что именно в это время открылся Триентский собор, который, как ожидалось, должен был объявить новый крестовый поход-контрнаступление против турок-османов, а кроме того, принять решение относительно протестантской церкви: проклясть ее либо с ней примириться.

Был ли труд Постеля «прорывом» в будущее из мира, не готового еще непредвзято взглянуть на «врага креста» (inimicus crucis), или же случайным плодом необычайной эрудиции, мысли неудержимой, поразительной, но несколько маниакальной? Возможно, ни то и ни другое. При анализе контекста, в котором был создан трактат «О согласии во всех землях», возникает чувство, что Европа была уже готова сделать решительный шаг вперед в объективном понимании ислама. Постель несколько раз возвращался к вопросу о турках, например, в опубликованном в 1560 году трактате «О Турецкой Республике» («De la Republique des Turcs»).

В Испании, где идеологическая борьба с исламом была лишь одним из способов давления на насильно обращенных в христианство мусульман, морисков, кардинал Франсиско Хименес де Сиснерос, архиепископ Толедо и великий инквизитор Испании приказал отыскать все арабские рукописи и сжечь их на центральной площади Толедо. Однако подобные меры, видимо, оказались недостаточными, поскольку все шире распространялись антимусульманские памфлеты. Так, в Севилье в 1540 году была поставлена оперетта «Неразбериха» («Confusion») некоего Хуана Андреаса, который называл себя бывшим мусульманским законоведом, но на самом деле пользовался этим, чтобы придать весомость традиционным доводам христиан. Настойчивость, с которой распространялись подобные клеветнические сочинения, доказывает, что верили им с трудом, благодаря наличию опровергавших их достоверных сведений.

Первый нелатинский (итальянский) перевод Корана был опубликован в 1547 году в Венеции, городе, возможно, более других открытом для контактов с турецким миром. Как обычно, в основе лежал латинский перевод Роберта Кеттонского, сильно сжатый и обработанный, хотя и утверждалось, что новый перевод сделан прямо с оригинала. Издатель итальянского перевода Андреа Арривабене посвятил его Габриелю Пюэтцу, барону д'Арамону, новому послу Франции при султанском дворе, который по требованию своего суверена проводил политику сближения с Блистательной Портой. Письмо-посвящение Арривабене барону д'Арамону сопровождается обычной краткой историей Аравии, описанием жизни Пророка и ислама. Содержание текста привычное: ислам — христианская ересь, месиво противоречий, учение, позволяющее половые излишества. Вновь перед нами непонимание и предрассудки. Однако рост посвященных исламу публикаций ясно указывал на интерес к нему, который рано или поздно должен был принести плоды.

Конфликт между католиками и протестантами, выражавшийся то в стремлении организовывать новые крестовые походы, то во взаимном обвинении в происламских тенденциях, на всем протяжении XVI и XVII столетий сопровождался развитием арабистики, тюркологии и исламоведения, которые в следующем столетии станут подлинными науками. Важный вклад внес и Постель своей книгой «История и размышления о происхождении, законе и костюме татар, персов, арабов, турок» опубликованной в 1560 году в Париже.

Конечно, и в книгах таких знаменитых авторов, как Гроций, Ботеро и Баронио, встречаются неясные места и ошибки (возможно даже неслучайные); непросто было преодолеть давно сложившуюся полемическую традицию, и потому лишь немногие авторы писали об исламе, не пытаясь (насколько это было возможно) доказывать ложность его доктрин. Устойчивые заблуждения и недостаток информации заметны и позже, в работах таких авторов, как Блез Паскаль, который задавался вопросом о том, содержит ли Писание предсказания о появлении на земле пророка Мухаммеда (демонстрируя свое незнание споров вокруг знаменитого предсказания о «небольшом роге» из Книги Даниила), каким моральным принципам следовал Мухаммед и творил ли он когда-либо чудеса: между тем Паскаль мог узнать, хотя бы из книг Постеля, что в Коране утверждается: Пророк ничего общего не имеет с тем измерением, где происходят чудеса.

Тем временем становилось все больше настоящих специалистов-востоковедов. В 1613 году Эрпений, или Томас ван Эрпен, профессор восточных языков Лейденского университета, опубликовал арабскую грамматику; в 1639 году Эдвард Покок, профессор Оксфордского университета, написал работу «Опыт истории арабов» («Specimen historiae Arabum»); арабист Иоганн Готтингер, преподававший вначале в Цюрихе, затем в Гейдельберге, составлял книги по грамматике, словари и антологии источников; Джибраил ас-Сихйауни (Гавриил Сионит) был арабистом в Риме; сириец Йусуф ас-Сим'ани (Симон Ассемани) при Папе Клименте XII заведовал Ватиканской библиотекой и составил «Восточную библиотеку» («Biblioteca Orientalis»); Ибрахим ал-Хакилани (Авраам Эккелийский), историк и философ, создал «Синопсис основных положений» («Synopsis propositorum»), изданный в 1641 году. В становление науки о Востоке неоценимый вклад внесли путешественники и образованные авторы дневников — например, римлянин Пьетро делла Валле. Формировалась и историография стран Востока, прежде всего входивших в орбиту Турции, что можно наблюдать по работе Джованни Сагредо «Исторические заметки об османских султанах» («Memorie istoriche de' monarchi ottomani»), изданной в 1677 году в Вене.