Книга Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники - Александр Доманин

Такая хорошо продуманная экипировка делала монгольского воина готовым к любым превратностям воинской судьбы. Он мог действовать совершенно автономно и в самых тяжелых условиях — например, в жестокий мороз или при полном отсутствии пищи в безлюдной степи. А помноженная на высокую дисциплину, мобильность и выносливость кочевника, она сделала монгольскую армию самым совершенным боевым инструментом своего времени, способным решать военные задачи любой степени сложности.

Глава 10

Начало монгольских завоеваний

Объединение народов Восточной степи под единой властью и создание Йеке Монгол Улус стало последним деянием хана монголов-нирун Темучина из рода Борджигин. В марте 1206 года на арене мировой истории появляется фигура Чингисхана — великого организатора, великого законодателя, великого завоевателя. Череда дальнейших событий показывает, что это было не просто сменой имени, как, например, происходило в Китае при вступлении на престол каждого очередного императора. Превращение Темучина в Чингисхана стало подлинным символом смены эпохи. С этого момента начинает меняться один из важнейших векторов мировой истории. Темучин был объединителем степных народов, создателем могучей кочевой державы; Чингисхан стал величайшим в истории завоевателем, строителем-творцом всемирной монгольской империи.

Нельзя, конечно, сказать, что эта перемена произошла мгновенно — окончательный переход на новые рельсы, требующий политических, социальных и даже психологических изменений, занял несколько лет. И в действительности мы видим, что и после 1206 года в Йеке Монгол Улус долгое время господствует старая схема действий всех былых кочевых держав. Первые войны с оседлыми народами — с Тангутом в 1207 и 1209 годах и даже начальный этап войны с китайской империей Цзинь в 1211 году — носят характер обычных кочевнических набегов: нападение, захват добычи, уход в степи. Лишь после 1211 года войны начинают превращаться в подлинно завоевательные, и только с момента захвата Цзиньской столицы Чжунду (Пекина) можно утверждать, что этот переход к завоевательной политике произошел окончательно.

Такой переход был непрост и для самого Темучина-Чингисхана. Над ним, кочевником до мозга костей, не могли не довлеть извечные кочевые принципы ведения военных действий. Но полностью оправданные при покорении таких же кочевников, как и сами монголы, эти принципы оказались недостаточно эффективными в борьбе против крупных земледельческих держав. В полевых сражениях монголы стяжали себе славу поистине непобедимых воинов. Но людские ресурсы соседних стран были выше тех, что могла выставить Степь, в десятки раз. Кроме того, оседлые народы располагали сотнями, если не тысячами, крепостей, куда могли укрыться и разгромленные армии, и окрестное население. Набег монголов становился сокрушительным ударом, но последующий уход кочевников в степь лишал их почти всех завоеванных преимуществ. Разбитые армии быстро пополнялись новобранцами, крепости, брать которые кочевники не умели, оставались опорными пунктами сопротивления. Более того, даже те крепости, которыми монголам удавалось овладеть в результате хитрости, удачи или долгой осады, после ухода степняков вновь занимались гарнизонами противника. По существу, каждую военную кампанию монголам приходилось в такой ситуации начинать едва ли не с нуля, и огромные военные успехи не могли решить судьбу войны в пользу монголов.

Порочность такой стратегии, хоть и освященной тысячелетними традициями кочевников, со временем была осознана Чингисханом — первым степным вождем, сумевшим подняться над въевшимися в плоть и кровь военными стереотипами. Властелин монголов начинает уделять большое внимание осадному делу, а главное — от системы набегов переходит к стратегии войны до победного конца. Первый набег монголов на Цзинь (кампания 1211 года) закончившийся грандиозными военными победами монголов, тем не менее оказался и последним нападением, произведенным в классическом стиле. Когда в 1212 году Чингисхан вновь бросил свою конницу на Китай, выяснилось, что прошлогодний разгром цзиньцев отнюдь не уничтожил мощь чжурчжэньского государства. Чингисхан оказался хорошим аналитиком и прилежным учеником, не стеснявшимся учиться и у своих врагов. И с этого времени он начинает отходить от устоявшихся принципов ведения войны. О том, как это происходило, и пойдет речь дальше.

Монгол с конем. Персидский рисунок XIV в.

Кстати, такое понимание эволюции взглядов Чингисхана на войну развенчивает еще один устоявшийся миф об этом незаурядном человеке, возникший с легкой руки известного «сказочника» Гарольда Лэмба и воцарившийся в массовом сознании (и отчасти даже в профессиональных исследованиях монголоведов).{Книга Гарольда Лэмба «Чингисхан», написанная чрезвычайно эффектным языком, представляет собой, в то же время, труд совершенно уникальный по количеству бредней и нелепиц на страницу текста.} Лэмб, без всяких на то оснований, заявляет, что Чингисхан уже на курултае 1206 года провозгласил своей целью завоевание всего мира. Такое утверждение не выдерживает никакой критики и опровергается дальнейшими событиями. Цель Чингисхана в этот момент, в общем, достаточно ясна — стать единоличным «владыкой поколения людей, живущих в войлочных кибитках». Сам кочевник, он стремился объединить всех кочевников, установить в степи твердый порядок и, в пределах возможного, сделать своих степных подданных богатыми и довольными жизнью. Степная держава, скрепленная единым законом и кочевым образом жизни — вот тогдашний идеал Чингисхана. Набеги на соседние государства главной своей целью имели грабеж, но никак не присоединение к Монгольской империи — не случайно законы Ясы никогда не применялись к оседлому населению. И лишь после великих побед на востоке и западе, уже на склоне жизни, Чингисхан, возможно, пришел к мысли о завоевании всего мира. Но даже и тогда наилучшим вариантом он явно считал ликвидацию в конечном итоге всех оседлых жителей и создание всемирной кочевой державы. И всерьез рассматривал вопрос об уничтожении всего населения Китая и превращении его земель в монгольские кочевья. Этого, как известно, не произошло: экономические выкладки Елюй Чуцая и собственный здравый смысл заставили его отказаться от этой идеи. Но сам факт подобной постановки вопроса говорит о многом, и не в последнюю очередь о том, что и сами эти завоевания были для Чингисхана не столько целью, сколько средством. В 1206 же году завоевание мира в повестке дня просто отсутствовало. Планы Чингисхана были иные, куда менее фантастические и масштабные, но зато гораздо более продуманные.

Главным для Чингисхана после завоевания власти в степи стала подготовка войны с цзиньским Китаем. Этой войны с извечным врагом требовало монгольское общественное мнение; о мести чжурчжэням за кровь Амбагай-хана и смерть Есугэй-багатура с детских лет мечтал и сам Темучин-Чингисхан. На это накладывалось и неприятие самолюбивым владыкой степи своего приниженного положения — ведь он должен был платить дань чжурчжэням и формально считался лишь простым пограничным генералом, подчиняющимся китайскому императору. Теперь, после провозглашения Йеке Монгол Улус, такое положение становилось для Чингисхана неприемлемым. Разрешить ситуацию могла только война.