Книга Тень Казановы - Наталия Яровая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я очень сожалею. Но взаимности от меня лучше не ждать. Пройдет.
Лиза, как ни странно, спорить не стала. Загрустила.
— Ну, не держи зла, — и подалась на выход.
Вот угораздило-то! Я вздохнула облегченно, занялась бумажками.
Очередной звонок не заставил себя ждать. Телефон затрезвонил вечером того же дня.
— Вика! — Голос явно пьяненький. — А если у тебя есть кто, где он, а?
Я сдержалась. Дело и правда попахивало шизофренией.
— В командировке.
— В командировке! Ха! Они там, в командировке, знаешь как баб других любят!
— Может, и любят. А здесь нас любят.
Ее это почему-то задело.
— Ага! Любят вас! Держите карман шире! Пожрать они у вас любят. И чтоб рубашка утром чистая. И баба своя под рукой в любую минуту тепленькая в постели. Когда приспичит. Не так, что ли?
— Не так, Лиза. Может, у кого и так, а у меня — не так, — и трубку повесила. Совсем душой не покривила, но Лизу отчего-то это задело. Она позвонила через пару минут и без предисловий:
— Дура ты, Вика! Я тебя люблю. Ты понимаешь — люблю! А ты за штаны какие-то цепляешься!
— Лиза, возьмите себя в руки. Вы выпили немного. Вам отдохнуть надо. Ложитесь спать.
— Только с тобой!
Ну до чего баба мерзкая! Пришлось отключить телефон. А на душе тоскливо стало. Я, конечно, правду сказала про Сережу — не из тех он, про кого Лиза шизанутая распиналась. Но непросто с ним в последнее время жить было. Тосковал он без дела. Накручивал себя. Раньше — сам себе велосипед. Дела, встречи, друзья, гульки иногда (что душой кривить?). Активный, веселый, бодрый. Когда дома — заяц рождественский. Ласковый, покладистый, заботливый. Я раньше все время мечтала, чтоб он дома побольше был. Не получалось.
Потом проблемы всякие у него начались. Бился как лев. Потерял все, уехал раны зализывать, а я в церковь ходить стала. Об одном Господа просила: пусть вернется, пусть рядом будет. Любой — богатый, бедный. Пусть только будет. Слава богу, вернулся через полгода. Даже при деньгах.
Максим, друг его, сказал: «Высовываться резона нет, да и деньги невеликие привез. Словом, тихо будь пока». Долю ему в холдинге своем продал. Жить стали в общем безбедно. А вот высовываться Безуглов и впрямь перестал.
Сначала радовалась — все время дома, редко куда отъедет. Потом понятно стало, что и ему, и мне невмоготу это. Видеться ни с кем не хочет. «Противно, — сказал, — оправдываться все время приходится: где был, что делал, как сейчас? Да никак!»
Капризничать стал: то не так сказала, то не так посмотрела. Сахара в кофе много. И вообще чаю хотел. И так далее.
Потом, когда Макса убили в собственном подъезде, Сережа очень переживал — они росли вместе. Пришлось ему встать во главе холдинга вместо Макса. И дел вроде много, да не Сережины это дела. Ему другое движение нужно.
Поэтому я обрадовалась, когда Машка, подружка его школьная, посоветовала ему в Москве счастья поискать. Хоть не очень-то Машку я люблю. Это он считает — сестра. А она-то другого от него хочет — это же явно! И был момент, когда в пору невзгод она могла ему помочь, но не сделала этого. Однако в нынешней ситуации ее предложение показалось интересным. Я поддержала его. Боялась, что иначе потеряю Сережу.
Уехал, в общем. И снова душа моя не на месте. Может, лучше бы здесь капризничал? Все-таки рядом!
Сотик неожиданно зазвонил. Сережа!
— Привет! Ты где?
— Дома. Где мне быть в такое время?
— А чего телефон не берешь?
— Господи, да отключила его. Шиза достала! Перезванивай. Включу сейчас.
Перезвонил и первым делом:
— Что за шиза?
Его девизом всегда было: я — не ревнивый. Позволю себе добавить: но шаг влево-вправо — расстрел.
— Да придурошная одна привязалась. Справочник издает, я рекламу туда дала, чтоб отстала, так она еще больше прицепилась. Домой теперь названивает.
— Среди ночи, что ли?
— Говорю же — шиза!
Он помолчал, потом изрек:
— Гляди там у меня! Сейчас однополая любовь в моде.
— Дурак! Она противная.
— А если б миленькой была?
— Отстань, я тебя одного люблю. Скучаю жутко. Приезжай скорее! У нас лето в этом году солнечное.
— Я тоже, Зайка, скучаю. Да дела вроде пошли. Ты мне здесь срочно нужна. Приезжай.
— Ну да, с детьми и с собакой…
— Не, табор с няньками оставляй пока, а сама ко мне. Кстати, как там Василий? Звонит?
Васька в это время на стажировке в Америке был.
— Звонит. Всем доволен. Скоро уже вернется.
— Ну и хорошо. А на тебя у меня большие виды имеются. Жениться будем, хватит во грехе жить.
— Смутили девушку, Сергей Викторович, все так неожиданно, так феерично…
— А то, может, отказываете мне, Виктория Андревна? Может, мы вам парой неподходящей кажемся? Иль кто другой на сердце лег? Если так, я ему мигом голову откушу. Зачем тебе безголовый?
— Дурачок, знаешь ведь, что тобой одним живу.
— А коли так, хочу венчаться с тобой в маленькой церковке со старинными образами. Здесь выберем такую, под Москвой. Чтоб после венчания мы из церкви вышли, а перед нами даль синяя, река спокойная, роща на холме пологом… Ты, как положено, кроткая и нежная. Я, естественно, мужественный и красивый…
— Фантазер!
— А потом к пирамидам или под пальмы полетим! Ох, Зайка, как я за тобой скучаю! Я жду тебя!
На том и порешили.
Лиза нарисовалась в офисе через пару дней. Пристойная и тихая. Села в приемной, попросила секретаршу доложить. Та опасливо заглянула ко мне:
— Там к вам эта, Лизавета Алексеевна, из справочника которая. Счета-фактуры, говорит, принесла на нашу рекламу.
Я поморщилась, ладно, страху нет.
— Пусть заходит.
Лиза зашла, а я чуть из собственного кресла не выпала: в голубом цветастом платье, туфельки на ногах, на шее — бусики. Ангел шестидесятых! Даже на голове что-то пристойное соорудила. Глазки при этом в пол, мне папочку протягивает и голоском елейным:
— Вот, Виктория Андреевна, документы бухгалтерские на рекламу вашу. Справочник через неделю выйдет, я вам три экземпляра завезу. Вам положено как рекламодателю.
Папочку я взяла, но дара речи лишилась. А она кротко так на меня взглянула и снова глазки в пол:
— Вы извините меня, Виктория, за давешнее. Черт какой-то попутал. Стыдно!
Жалко, платков носовых я с собой не ношу, а то дала бы ей — в руках сиротливо комкать. Очень уместно было бы. Да и себе скупую слезу утерла бы — так вдруг жалко ее стало.