Книга Крымская кампания 1854-1855. Трагедия лорда Раглана - Кристофер Хибберт

18 ноября майор Ветеролл отправился в Константинополь с длинным списком того, что должен был там закупить. Филдеру было дано разрешение закупать сено и солому где угодно, по всему Черноморскому побережью, после того, как он в течение двух месяцев не мог получить фураж из Англии.

Раглан и Эйри оба понимали, что наличие необходимых запасов бесполезно при отсутствии хорошей дороги. Бэргойну поручили определить необходимое число рабочих для ее строительства. Он заявил, что для этого потребуется труд тысячи человек и два месяца времени. Но даже если бы людей удалось найти, добавил он, этого недостаточно – нужны инструменты, которых нет. За инструментами тотчас был отправлен в Константинополь офицер службы генерал-квартирмейстера. Оставалось решить проблему нехватки людей.

«Не в моих силах заставлять людей, – писал Раглан герцогу Ньюкаслскому, – которые с первого дня высадки работали на пределе своих сил, еще и строить дорогу. В госпиталях в Крыму находится около 3 тысяч человек, в Турции – еще 8 тысяч. В отдельные дни количество способных держать в руках оружие, даже с учетом вернувшихся в строй, не превышает эти 11 тысяч. Из вернувшихся многие настолько слабы, что едва ли могут считаться полноценными солдатами. Люди несут службу в заполненных грязью траншеях, иногда по шестнадцать часов и даже целыми сутками. Они проводят там по пять-шесть ночей в неделю».

Англичане попытались привлечь к строительству дороги турок. Те собирали камни и рыли ямы. Но турки были до такой степени истощены, что лопаты буквально выпадали из их рук. Они умирали сотнями. Попробовали нанимать рабочих, но те умирали еще быстрее, чем турки.

Обратились за помощью к французским союзникам. Но, как заявили те, у них достаточно собственных проблем. Раглан, по его словам, пытался оказать на них давление, насколько это позволяли правила вежливости. Те были непоколебимы. Он обратился лично к Канроберу, но и это не помогло.

Дорога тогда так и не была построена. Почти все телеги и повозки пришлось бросить, животных стало нечем кормить. «Наши лошади быстро умирают, – писал Раглан, – но мы будем держать их столько, сколько сможем прокормить». Итак, тысячи тонн продовольствия гнили в Балаклаве на складах и в корабельных трюмах, в то время как солдаты были вынуждены носить на себе мимо разбитых телег, трупов животных, умерших и умирающих турок то немногое, что едва позволяло выживать. В госпитальных бараках и палатках стала ощущаться нехватка мест для растущего числа бледных, грязных, измученных болезнями людей, которые больше не могли выполнять свои обязанности.

Как и тыловая служба, медицинский департамент оказался не приспособленным для выполнения тех задач, которые ставила перед ним эта война. Раглан тратил много времени на попытки реорганизовать и сделать более эффективной его работу, на посещения больных и раненых, перед которыми чувствовал себя в неоплатном долгу.

Встречая полное непонимание со стороны главного инспектора госпиталей доктора Холла, который считал, что в работе его службы нет и не может быть серьезных недостатков, Раглан минимум один, а иногда и более раз в неделю объезжал госпитали. Во время каждой такой поездки он находил новые свидетельства равнодушия и некомпетентности персонала.

Доктор Джон Холл получил среди солдат прозвище Рыцарь Крымских Похоронных Команд и, как об этом с горечью отозвалась Флоренс Найтингейл, вполне ее заслуживал. Это был желчный, упрямый и самовлюбленный человек, который считал, что заслуживает более высокого поста, чем должность главного медика экспедиционной армии. Раглан не любил и не уважал его и вскоре после высадки армии в Крыму отправил назад в Скутари для составления доклада о состоянии тамошних госпиталей. Флоренс Найтингейл еще не приехала туда и не успела посетить эти заведения, где больные, как она позже обнаружила, «жили в грязи и нищете». Сам доктор Холл докладывал, что госпитальная служба на должной высоте и что больные там не испытывают нехватки ни в чем.

Затем он вернулся в Крым, где снова прокомментировал некомпетентность.

С 19 ноября в балаклавском порту стояло транспортное судно «Эйвон», прибывшее туда, чтобы забрать раненых. Через две недели оно было переполнено. Раненые и больные лежали на палубе, укрытые лишь собственной шинелью, иногда одеялом, под присмотром единственного молодого хирурга. Их страдания были ужасающими; было невыносимо грязно. Офицер, навещавший там одного из своих знакомых, был настолько рассержен и ошеломлен увиденным, что немедленно отправился с докладом к Раглану.

Он приехал в штаб после полуночи. Командующий послал за доктором Холлом и потребовал от него немедленных объяснений. Вскоре Раглан, решивший поднять медицинскую службу армии до должного уровня, уволил главного медика Балаклавы доктора Лоусона. Доктору Холлу был объявлен выговор в приказе от 15 декабря. В ответ на это Холл, уязвленный вмешательством командования в дела его службы, назначил доктора Лоусона начальником военного госпиталя в Скутари.

Получив в очередной раз свидетельства неудовлетворительной работы медицинской службы армии, Раглан писал:

«Командующий армией вынужден с сожалением отметить плохую организацию работы службы медицинского департамента, в чем он вчера имел возможность убедиться лично. Из расположения одной из частей больные были направлены в госпиталь в Балаклаву, о чем был заблаговременно предупрежден офицер медицинской службы. Однако службы госпиталя не сделали никаких приготовлений к приему больных. В результате больные были вынуждены провести несколько часов на улице при очень холодной погоде. Имя ответственного медицинского офицера известно командующему. Сейчас он не намерен называть его, однако требует от этого офицера не допускать подобного пренебрежения к своим служебным обязанностям в будущем. Заместителю главного инспектора госпиталей доктору Думбраку надлежит в дальнейшем оформлять все свои приказы медицинскому персоналу, ответственному за организацию приема больных, только в письменном виде. Впредь все больные будут следовать в госпитали Балаклавы или на госпитальные суда в сопровождении не только офицера медицинской службы, но и адъютанта штаба командующего, наделенного всеми полномочиями для организации их надлежащего приема и размещения».

Но, как признался в беседе со своим адъютантом сам Раглан, все эти меры напоминали попытку залатать решето: с каждым днем обнаруживались все новые и новые вопиющие недостатки. Приказы, рекомендации, новые правила, предложения по улучшению работы поступали из штаба во все армейские департаменты. Однако почти всегда они попросту игнорировались. Ведь невозможно с помощью бумаг изменить природу человека и мгновенно реформировать организацию работы армейских служб. Конечно, все понимали, что такие реформы необходимы, что они придут, но пока многие люди страдали, дожидаясь необходимых всем изменений. Что можно сделать, в отчаянии восклицал Раглан, если тыловик недоуменно пожимает плечами в ответ на указание командующего армией упростить процедуру получения шинелей для солдат, которая предусматривает заполнение двух десятков бумаг в двух экземплярах? Что делать, если офицеры-тыловики всеми силами цепляются за букву уставов мирного времени, согласно которым солдат должен был получать новую шинель не чаще чем один раз в три года?