Книга Знаменосец «Черного ордена». Биография рейхсфюрера СС Гиммлера. 1939-1945 - Роджер Мэнвелл

Ни Вольф, ни Лангбен не присутствовали при беседе, о которой сохранилось два отчета. Первый является частью официального обвинительного заключения против Лангбена и Попица и вряд ли может служить основанием для правильной оценки роли Гиммлера во всей этой истории. Во всяком случае, если не считать довольно неопределенных показаний Попица, в нем нет ни слова о том, что говорил или предлагал Гиммлер. Судя по этому документу, Попиц вообще ограничился тем, что выразил беспокойство по поводу усиления коррупции в верхах, неэффективности администрации и невозможности выиграть войну, покуда Гитлер, даже будучи признанным гением, сохраняет абсолютную власть. Что касалось возможных переговоров о мире, то Попиц не считал возможным начать их, пока в окружении фюрера «не будет людей, с которыми такие переговоры можно вести». После этого выпада, направленного в первую очередь против Риббентропа, Попиц упомянул имена должностных лиц из числа высшего армейского руководства и министерства иностранных дел, с которыми, по его мнению, можно было договориться о разумном компромиссе. Он также условился с Гиммлером об еще одной встрече.

Пока в кабинете происходил этот разговор, Лангбен в приемной делился с Вольфом своими соображениями. Он, в частности, боялся, что Попиц не сумеет убедить Гиммлера, и хотел присутствовать при следующем разговоре.

Другой отчет о встрече был несколько дней спустя дан Попицем одному из друзей по имени Цалер. Попиц сказал, в частности, что Гиммлер действительно говорил мало, но не возражал против предложения начать переговоры без ведома Гитлера25.

После первой встречи Лангбен отправился в Швейцарию, чтобы сообщить хорошие новости представителям союзников, ожидавшим на территории этой нейтральной страны известий об ответе Гиммлера. Сложившаяся ситуация действительно могла служить поводом для некоторого оптимизма, однако именно в этот момент дамоклов меч, висевший над каждым заговорщиком, опустился на голову Лангбена. Как пишет Шелленберг, «было перехвачено радиосообщение о переговорах, которые доктор Лангбен вел с представителями союзников в Швейцарии. В нем говорилось, что это в высшей степени неофициальное дело Лангбен начал с моего прямого благословения; упоминалось также и об участии Керстена. Кальтенбруннер и Мюллер сразу же провели тайное расследование, но влияние Керстена на Гиммлера спасло меня от катастрофы».

Перехват радиограммы (которая, по утверждениям Аллена Даллеса, не была ни британской, ни американской) привел к тому, что Гиммлеру и Шелленбергу пришлось пожертвовать Лангбеном, хотя Попиц, как ни странно, оставался на свободе и был арестован только в следующем году после покушения на Гитлера. Впрочем, по некоторым сведениям, Лангбену все же удалось встретиться с Гиммлером сразу по возвращении из Швейцарии, то есть еще до того, как Гиммлер и Шелленберг узнали о перехвате сообщения. Доказательством этого служат, в частности, слова самого Лангбена, рассказавшего своей близкой знакомой скульпторше Пуппи Зарре, что в разговоре с рейхсфюрером он «коснулся устранения Гитлера лишь мимоходом» и что «Гиммлер был чрезвычайно серьезен, задавал вопросы о конкретных фактах, но не пытался выяснить какие-либо имена». Однако, когда в игру вступило гестапо, Гиммлер сумел защитить лишь себя и Шелленберга, которого Кальтенбруннер и Мюллер уже готовы были объявить британским шпионом. Лангбена же арестовали вместе с женой и Пуппи Зарре.

Потерпев неудачу в установлении контактов с Западом, Гиммлер, однако, смог одержать важную победу на другом фронте. В начале 1944 года разразился скандал в управлении армейской внешней военной разведки под руководством Канариса. Причиной кризиса явилось разоблачение еще одной антинацистской группы, центром которой стала вдова бывшего германского посла в Японии доктора Вильгельма Зольфа, исповедовавшего весьма либеральные взгляды. Сам Зольф, ненавидевший нацистов и не боявшийся говорить об этом открыто, умер в 1936 году, но его жена Ханна Зольф, которой активно помогала ее дочь графиня Баллестрем, продолжала поддерживать тех, у кого возникали какие бы то ни было трения с режимом. Эти две женщины, придерживавшиеся независимых, прогрессивных взглядов, практически создали в своем доме подпольный кружок интеллигентов-антифашистов, в который входили известные общественные деятели, крупные гражданские и военные чиновники. К сожалению, кружок просуществовал недолго. Десятого сентября на чаепитие, устроенное фрау Зольф для членов группы, был приглашен выдававший себя за швейцарского студента-медика агент гестапо Рексе, которого подпольщики намеревались использовать для передачи в Швейцарию сообщений и шифровок. Три месяца спустя стараниями Рексе было арестовано свыше семидесяти антинацистов, принадлежавших к либеральному крылу Сопротивления, в том числе бывший сотрудник германского министерства иностранных дел, а ныне стипендиат Родса[10] Отто Кип и Хельмут фон Мольтке, работавший в юридическом отделе абвера. Были также предприняты попытки вызвать из Стамбула Эриха и Элизабет Фермерен – двух других агентов абвера, которые были близкими друзьями Кипа, однако они, узнав об арестах, нашли убежище у англичан и были самолетом переправлены в Каир26.

Воспользовавшись этими фактами как предлогом, Гиммлер посоветовал Гитлеру расформировать абвер, сделавшийся прибежищем настроенных против режима интеллектуалов. Восемнадцатого февраля 1944 года Гитлер действительно распустил армейскую внешнюю разведку, объявив, что отныне германская разведслужба становится единой. Несколько позднее различные секции абвера перешли в подчинение гестапо и СД. В мае, выступая в Зальцбурге перед бывшими начальниками отделов организации Канариса, Гиммлер произнес одну из своих стандартных речей, в которой, в частности, высмеял само название «абвер» (Abwehr – оборона). По его словам, истинно немецкая разведслужба должна быть не оборонительной, а агрессивной, наступательной. Впрочем, в критической ситуации, в которой оказалась Германия, пораженчество было решительно невозможно, и Гиммлер зашел настолько далеко, что даже приветствовал вторжение противника на ее территорию, ибо так, сказал он, армиям фюрера будет проще утопить врагов «в морях их собственной крови». Заметим в скобках, что Гиммлер оказался пророком. Через две недели – 6 июня 1944 года – союзные войска высадились на Атлантическом побережье Европы.

После падения абвера Канарис попал в немилость далеко не сразу. Сначала его назначили главой управления торговой и экономической войны – для человека, который был слишком озабочен собственным положением, чтобы стать эффективным руководителем нацистских шпионов или влиятельным агентом Сопротивления, это была самая подходящая должность. Впрочем, абвер, укомплектованный энтузиастами– дилетантами и используемый как прикрытие рядом членов Сопротивления – такими, как пасторы Дитрих Бонхёффер и Бетге, Ганс Петер Гизевиус, Отто Йон и Йозеф Мюллер, – был обречен с самого начала. «Подчиненным ничего не стоило обвести его вокруг пальца», – писал Шелленберг о Канарисе, чьим обществом он всегда наслаждался, несмотря на то, что VI управление РСХА и абвер часто конфликтовали из-за раздела сфер влияния. Обширное досье на адмирала было собрано задолго до того момента, когда Гиммлер решил уничтожить этого человека, которым, по его словам, он всегда восхищался. То, что Гиммлер столько времени мешкал, заставило подозрительного Шелленберга предположить, что Канарис, вероятно, знал о Гиммлере какой-то секрет, позволявший ему оставаться недосягаемым. Действительно, Канариса не трогали до июля, когда после покушения на Гитлера Шелленбергу приказали арестовать адмирала.