Книга Горбачев и Ельцин. Революция, реформы и контрреволюция - Леонид Млечин

— Даже если мы сейчас о чем-то договоримся, приедем в Москву и расскажем это Михаилу Сергеевичу, вы уверены, что он нас поддержит, поймет и не обманет?

Никто не возразил Кравчуку.

Ельцин предложил поручить экспертам за ночь разработать идею такого союза братских стран. Гайдар, Козырев и Шахрай уединились в отведенном для российской делегации особняке и начали думать над основными элементами возможного проекта соглашения. Той ночью им предстояло ответить на главный вопрос: как три союзные республики могут заключить договор без участия других республик?

Выход нашел Сергей Михайлович Шахрай.

«Именно ему, — вспоминает Козырев, — принадлежит следующий аргумент: СССР создавался в 1918–1921 годах четырьмя независимыми государствами — РСФСР, Украиной, Белоруссией и Закавказской Федерацией. Поскольку ЗСФСР перестала существовать, остались три субъекта, некогда образовавшие Союз, причем их право на самоопределение неизменно сохранялось и в вариантах союзных договоров, и в Конституции СССР.

Таким образом, с чисто юридической точки зрения в Беловежской пуще собрались полноправные руководители трех полноправных же субъектов объединения, называвшегося СССР. Поэтому они были вправе принять решение о расторжении связывавших их до сих пор уз».

Для Гайдара и Козырева идеи Шахрая были неожиданными, но они находку оценили. К российской делегации присоединились белорусы.

— Я не подозревал, что у нас хватит мужества и такта принять такое решение, — вспоминал Шушкевич.

Украинцы, пока шла работа, прогуливались на свежем воздухе. Они сели за стол, когда работа уже подходила к концу. Утром проект документа представили президентам и премьерам. Рядом с Ельциным сидел Геннадий Бурбулис, позднее к ним присоединился Гайдар.

— Все четырнадцать пунктов соглашения, — рассказывал Шушкевич, — мы принимали только консенсусом… Ни одна статья соглашения не была подписала в первозданном виде. Мы их сокращали, объединяли, изменяли, дорабатывали. По-моему, сделали все, что могли.

Президентам понравилась формулировка «Содружество Независимых Государств». Им очень дорого было слово «независимые», хотя в таком документе оно бессмысленно.

8 декабря Ельцин, Кравчук и Шушкевич подписали Минское (Беловежское) соглашение об образовании СНГ, в котором говорилось, что «Советский Союз прекращает свое существование». Горбачев остался без государства.

— После подписания были речи, было, как положено, шампанское, — рассказывал Андрей Козырев. — Говорили, что сохранить Союз не удалось, но главное, что мы остались вместе. Рассказывают нелепую историю, будто американскому президенту Бушу звонили советоваться, можно это делать или нельзя. В реальности его потом поставили в известность о том, что произошло. Бушу обязательно нужно было позвонить. Я как профессионал и тогда это советовал, и сейчас считаю, что это было правильно. Хотя бы в силу ядерного параметра наших отношений мы обязаны друг друга информировать о подобных ситуациях. Это проявление ответственности в политике — объяснить логику происходящего, успокоить, что ядерная кнопка под контролем.

— Горбачев обиделся, что не ему позвонили первому.

— Напрасно он обиделся. С ним первым попытались связаться, но не получилось. Это абсолютно точно.

В этот момент президент Казахстана Нурсултан Назарбаев летел в Москву. Связались с ним, когда он уже находился в правительственном аэропорту Внуково. Ельцин по телефону прочитал ему подписанные в пуще документы, пригласил присоединиться к ним и поставить свою подпись.

— Я поддерживаю идею создания СНГ, — сказал Нурсултан Назарбаев. — Ждите меня, скоро к вам вылечу.

Ему обеспечили воздушный коридор. Но президент Казахстана не прилетел. Не спешил присоединиться к тройственному соглашению. Хотел посмотреть: что выйдет из этого экспромта? Какой будет реакция? Отпугивало и то, что это соглашение только славянских республик. В аэропорту Назарбаев заявил, что сожалеет о распаде единого государства, и призвал заключить хотя бы оборонительный союз и сохранить вооруженные силы.

Я спросил тогдашнего помощника Бакатина Вячеслава Алексеевича Никонова:

— Бакатин знал, что готовится встреча в Беловежской пуще?

— Он знал о подготовке Беловежского соглашения. У Ельцина и его команды были большие опасения, что КГБ постарается в последний момент каким-то образом сорвать встречу. К Бакатину приходили эмиссары, чтобы удостовериться, что он не попытается арестовать Ельцина, Кравчука и Шушкевича в Беловежской пуще.

— А такая мысль возникала на Лубянке?

— В тот период было очевидно, что реальная власть уже принадлежит не союзным структурам, а республикам. Попытка арестовать Ельцина, Кравчука и Шушкевича могла бы закончиться самым чудовищным образом…

Тем не менее Ельцин и его окружение тревожились: не попытается ли Горбачев в последний момент сохранить власть силой?

Министр внутренних дел Виктор Павлович Баранников был человеком Ельцина. Министр обороны маршал Евгений Иванович Шапошников поспешил присягнуть Ельцину на верность. А как себя поведут недавние сотрудники Горбачева Бакатин и Примаков, возглавивший разведку, — это беспокоило российскую власть.

9 декабря 1991 года Примакова без объяснения причин попросили приехать из Ясенево на Лубянку. В кабинете Бакатина глава российской госбезопасности генерал Виктор Иваненко передал им обоим пожелание российского правительства проявить благоразумие, то есть не сопротивляться неизбежному распаду Советского Союза и переходу власти к Ельцину.

После Беловежской пущи ни Шушкевич, ни Кравчук не пожелали встретиться с Горбачевым. В Кремль пришел один Ельцин. Михаил Сергеевич рассказывал своему пресс-секретарю Андрею Грачеву:

— Ельцин перезвонил и сказал, что опасается за свою безопасность. Боится, что его здесь арестуют. Я ему сказал: «Ты что, с ума сошел?» Он говорит: «Может, не я, а кто-то еще…»

Вопрос о том, что Горбачев запросто мог арестовать участников встречи в Беловежской пуще и объявить их заговорщиками, возникал не раз. Но сам Михаил Сергеевич понимал, что если это и выполнимо технически, то невозможно политически: его в стране уже никто не поддерживал. Доверие России к Ельцину было в тот момент огромным. Советский Союз разрушался на глазах. Горбачев ничего не мог предложить для спасения разваливавшейся и впадавшей в нищету страны. Все его шаги воспринимались как попытка сохранить свое место.

Когда Ельцин в полдень пришел к Горбачеву, там уже сидел Назарбаев. Двухчасовой разговор был тяжелым. Горбачев выговаривал Ельцину:

— Вы встретились в лесу и «закрыли» Советский Союз. Речь идет о своего рода политическом перевороте, совершенном за спиной Верховных Советов республик.

«Я сидел между ними и слушал, — вспоминал Назарбаев. — Диалога не получилось. В этих условиях я должен был думать об интересах своей страны, поскольку ситуация, складывающаяся после Беловежья, была принципиально иной в правовом и политическом планах. Я срочно вылетел домой. Одна из главных проблем того периода состояла в том, что уже остро встал вопрос о пересмотре границ».