Книга По воле Посейдона - Гарри Тертлдав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его взгляд то и дело возвращался к сверкающему многоцветным великолепием оперению павлина.
— У нас только один павлин. — Менедем поднял большой палец, чтобы подчеркнуть свои слова. — А еще есть четыре павы и… сколько у нас сейчас яиц, Соклей?
— Двадцать девять, — ответил Соклей: он тщательно следил за такими вещами. — Из первого птенец должен вылупиться меньше чем через полмесяца.
— Спасибо. — Менедем кивнул и продолжал: — Итак, двадцать девять яиц. Если только ты не предложишь за павлина неслыханную цену, мы бы предпочли продать тебе паву и несколько яиц, чтобы ты мог начать разводить собственную стаю в…
— Я живу в Кавдии.
Самнит снова покачал головой и указал на павлина.
— Я хочу эту птицу. Я куплю также и паву, чтобы можно было самому разводить павлинов.
У него не было недостатка в самомнении.
Соклей осторожно проговорил:
— Как уже сказал мой двоюродный брат, в таком случае ты должен предложить неслыханную цену, потому что вряд ли у нас найдется много покупателей на пав и яйца. Не имея возможности продемонстрировать людям павлина, мы не сможем показать товар лицом потенциальным покупателям.
— Понимаю, — кивнул Геренний Эгнатий. — Все правильно. За пару птиц я заплачу пять мин серебром в деньгах Тарента.
— Пят мин… — Соклей постарался, чтобы его голос прозвучал скорее задумчиво, чем восхищенно.
Пять мин было куда больше, чем они с Менедемом заплатили за всех птиц. Конечно, самнит не мог этого знать.
Едва Соклей об этом подумал, как Менедем сказал:
— Прости, господин, но мы должны получить прибыль. Десять мин за пару птиц было бы прибыльной сделкой, но пять?
«Вот как надо вести дела!» — восхитился про себя Соклей, а покупатель ответил:
— Ну уж нет, по-моему, это чересчур!
И начался торг.
Все шло, как всегда, по протоптанным дорожкам, за исключением того, что Геренний Эгнатий не понимал, насколько огромной была предложенная им первоначальная сумма. Соклей и Менедем не сомневались, что самнит об этом и не догадается: они торговались так ожесточенно, как будто его первое предложение было возмутительным, а цена — неслыханно низкой. Сражаясь за каждую драхму, братья сумели создать нужное впечатление.
— А что, драхмы Тарента тяжелее или легче наших? — спросил Менедем, когда торг стал близиться к концу.
— Немного тяжелее, — ответил Соклей, в обязанности которого входили обмен денег и уплата пошлины за обмен.
— Ну, тогда мы возьмем восемь мин и пятьдесят драхм, а? — предложил Менедем.
Но тойкарх не поддержал капитана..
— Нет. Думаю, восемь мин и семьдесят пять драхм — это меньшее, на что мы можем согласиться. Мне вообще очень не нравится, что мы берем меньше девяти мин. Боюсь, братец, мы продешевили.
Он скрестил на груди руки и как можно тверже посмотрел на Геренния Эгнатия.
Вряд ли самнит откажется от сделки — ведь он уже уговорил себя купить птиц, а стало быть, теперь осталось только уговорить продавцов. Поэтому, как Соклей и надеялся, Геренний Эгнатий кивнул в знак согласия.
— Я заплачу восемь мин семьдесят пять драхм в деньгах Тарента за павлина и паву, — сказал он и протянул руку.
Соклей и Менедем ее пожали.
Самнит продолжал:
— А теперь позвольте мне вернуться в дом моего гостеприимца. Мои рабы принесут вам деньги днем.
— Да будет так, — провозгласил Соклей, а Менедем кивнул.
Соклей продолжал:
— Если не возражаешь, я спрошу — почему ты вообще привез так много денег сюда, в Тарент? Не может быть, чтобы ты собирался покупать павлинов.
— Разумеется, не собирался, — ответил Геренний Эгнатий. — Я явился сюда, чтобы купить роскошную женщину и забрать ее с собой. Но твои птицы уж точно сразят моих соседей наповал. Любой может купить роскошную женщину, но далеко не каждый способен приобрести павлина.
— Понятно, — сказал Соклей.
Он и в самом деле все понял. Обеспечить себе статус в обществе — вот как это называется.
Он с трудом подавил улыбку. Ну кто бы мог подумать, что жители захолустного италийского городка тоже озабочены своим социальным статусом?
Геренний Эгнатий мечтательно добавил:
— Хотел бы я посмотреть, как теперь за мной угонится Геллий Понтий!
Он поклонился Соклею, потом Менедему.
— Благодарю вас, господа. Увидимся днем.
Едва он ушел, как Менедем позвал Аристида.
— Да? — отозвался моряк, превратившийся теперь в привратника.
— Бегом на «Афродиту», — велел ему капитан. — Возьми человек шесть — восемь покрепче и побыстрей приведи сюда. Пусть захватят мечи — не ножи, а мечи — и наденут шлемы, если таковые у них имеются. Не теряй времени, иди!
Аристид кивнул и исчез.
Соклей спросил:
— Неужели ты думаешь?..
— Что он попытается украсть птиц, вместо того чтобы за них заплатить? — Менедем пожал плечами. — Самниты — воины, а стало быть, превращаются в грабителей, когда подвернется удобный случай. Но если мы не дадим ему такого шанса, думаю, он будет мягким, как разбавленное водой вино, и сладким, как мед.
Соклей долго обдумывал слов а брата и наконец сказал:
— Очень может быть, что ты прав. Лучше принять меры предосторожности, чем потом сожалеть.
— Именно так я и рассуждал, — ответил Менедем. — Я и сам повешу на пояс меч. И ты тоже должен последовать моему примеру.
— Я? — изумился Соклей. — Но я ведь безнадежный недотепа, когда дело доходит до драки.
— А кто это знает? Мы с тобой, но никак не Геренний Эгнатий. Зато он увидит, что ты выше всех остальных торговцев и что у тебя на поясе меч. Человек, не видевший, как ты упражняешься в гимнасии, не захочет связываться с тобой.
Напрашивался очевидный вывод — любой, кто был тому свидетелем, не посчитал бы Соклея серьезным противником. Увы, это было правдой, поэтому Соклей не стал обижаться, а только сказал:
— Ладно, сейчас пороюсь в своих пожитках. Надеюсь, я не оставил меч на «Афродите».
— Этого еще не хватало! — воскликнул Менедем. — Почему ты не захватил оружие?
— Тарент — цивилизованный город, — с достоинством ответствовал Соклей. — Разве я варвар, чтобы идти в город вооруженным?
Но, по своему обыкновению тут же посмотрев на дело с другой стороны, продолжил:
— Конечно, Тарент не обычный полис, подобный полисам в Элладе, потому что здесь совсем рядом, у границы, италийские варвары. А еще дальше на север есть города, которые раньше были эллинскими, но потом их наводнили италийцы.