Книга Пешка в большой игре - Владимир Сухинин

— Гленд Гамбард! Как хорошо, что вы прибыли, мы не знаем, как нам быть, семь дней назад у нас пропали все руны, даже из големов, и появилась эта стена. Кроме того, пропали почти все наши полевые пайки, и мы голодаем.

— Дурень! — тихо промолвил посол, но громко сказал совсем иное: — Мы считаем, что это работа наших гостей. Сходите к ним и попросите их открыть нам проезд. Скажите, что прибыло посольство для ведения переговоров.

Наверху замерли, переваривая информацию, а потом послышалось: «Ага, я сейчас». Еще через час в земляной насыпи образовалось аккуратное отверстие, через которое мог пройти отряд в колонну по три, и посольство с осторожностью вошло в тоннель. «Тут и ширина стены локтей тридцать», — подумал Данавар. На выходе их ждал почетный караул из двух хиртов с развернутыми малыми флагами, командир, как положено, отдал воинскую честь и доложил:

— Гленд старший мастер, два хирта третьего полка несут боевое дежурство. Какие будут приказания?

— Оставайтесь пока тут и ждите. — Посол гленд Гамбард, старший мастер гильдии придворных связей клана Четвертых ворот, терпеть не мог солдафонов. Грубые и тупые, как он считал, дармоеды, не чтущие традиций. Он гордо вскинул голову и, не замечая замерших солдат, отправился дальше.

Я просидел трое суток, ожидая хоть какой-то реакции местной власти. Но хорошо понимал, что средневековая бюрократическая машина работает медленно, тут нет телефонов и радиосвязи. Жизнь протекает неспешно из лета в осень, и решения принимаются так же неторопливо. Чтобы чем-то себя занять, я натаскивал своих бойцов. Образовал кровную связь с каждым и передавал необходимые базы. Теперь каждый из них был и диверсант, и умелый пользователь магических конструкторов. Но побить Фому они не могли, и звался он теперь гордо — Фома Шарныг. Оказывается, я, сам того не ожидая, дал ему двойное имя, какое дают только гаржикам. Остальные, кроме Грыза Ынура, так и оставались Эйты-первый, Эйты-второй и далее по порядку, в каком Фома бил им морды. А делал он это с большим удовольствием. Только Грыз в боях не участвовал больше. Не по статусу сотнику кулаками махать. Так ему и объяснил, когда он рвался в схватку и обязательно бы огреб от Фомы. На четвертую ночь я нашел сухой паек у гномов и забрал больше половины. Теперь орки лопали от пуза и нахваливали Худжгарха. Я делал вылазки в стан врага и слушал их разговоры. Таким образом узнал, что местных боевых магов называли хиртраги. Они умели пользоваться рунами, которые я у них забрал. Они в моем понимании не были магами, но могли чувствовать магические потоки и активировать заклинания, внедренные в рунные камни. Это был ценный ресурс. Для создания рун нужно быть рунным магом, знать рунный алфавит и каллиграфию. Стать рунным магом было пределом желаний всех хиртрагов. Узнал я также, что общество имеет сословное деление, всех мастеров, военных начальников, магов звали глендами, а основная масса работяг, простолюдинов и солдат звалась просто гномами. Между ними лежала широкая пропасть высокомерия и презрения. Из подслушанного я понял, что гленды презирают гномов. А гномы ненавидят глендов и завидуют им. Но все свято чтут традиции, установленные отцом подгорного народа. Есть тут, оказывается, и люди-землепашцы, но они просто крепостные главы клана и прав никаких не имеют, кроме права трудиться. Если выразиться земным языком, их за людей и не считают — просто рабочая сила, как лошадь или бык. Расизм в чистом виде.

Вот это для меня стало большой проблемой! Я человек, и в их понимании никто, и звать меня никак. Я понимал, как трудно ломаются устоявшиеся стереотипы и принципы.

Из этих раздумий меня вытащила Шиза:

— Не расстраивайся, ломать ничего не надо, из всякого правила есть исключения, вот таким исключением тебе надлежит быть. Ты по ходу сориентируешься, как поступить, я в этом уверена. Лучше расскажи какую-нибудь историю из прошлой жизни на земле. У вас там все так странно. Вот ты, в общем-то неплохой, добрый парень и стараешься быть честным и справедливым. Но можешь спокойно украсть и оправдать себя. Тебе убить другого ничего не стоит, ты не испытываешь жалости к своим вассалам и девушек не отличаешь от парней, нагружая их так же. Но в то же время я знаю, ты свою жизнь положишь за них и за друзей. Ты состоишь из одних противоречий, и я хочу лучше понять тебя и твой мир.

— Не знаю, крошка, что тебе рассказать? Ты слишком углубилась в меня, а я просто хочу выжить. Если надо украсть, чтобы ослабить врага или накормить своих людей, я буду красть и убивать. Ты говоришь, что мучаю вассалов и девчонок? Но у нас говорят: «Тяжело в учении, легко в бою». Если я пожалею солдата, глядя на его сопли, и его убьют, потому что он не знал, как поступать в бою, как я его матери буду смотреть в глаза? Так меня учили дома. У меня деды воевали, отец воевал, и мне довелось немного. Давай я тебе расскажу, как я однажды с парашюта прыгал. Это была еще та хохма, — вспомнил я с теплотой прошлую жизнь. — Было это после года службы в Афганистане. Приехал я в отпуск. В Москве в «Березке» мы купили костюм мне, туфли, жене платья, сумочки и прочее. — Я помолчал, вспомнив, что еще потратил чеки Внешпосылторга на тешу. Люська, зараза: «Надо и маме подарок сделать, вот она рада будет, а то все время бурчит: „Что ты за жена такая без мужа? Он поди там с бабами вертит, а ты, дура, здесь его ждешь“». Сказала это и рот ладошкой прикрыла. Мне после этих слов не тряпки ей покупать захотелось, а мышьяк в аптеке.

Но это я так отступление сделал.

— Приехали мы домой, — продолжил я. — Аккурат к началу августа. Как-то, гуляя в парке, встретили моего одноклассника Серегу. Лет пятнадцать мы не виделись. Он тоже стал военным, окончил Новосибирское политическое училище и попал служить в ВДВ. Рассказал, что собрались они здесь, чтобы ехать на досаафовский аэродром, прыгать с парашютом в честь Дня десантника, а потом на шашлыки. Я возьми и брякни: «Здорово! Это так классно! Я тоже всегда хотел прыгнуть, но все никак не получалось».

Он засмеялся в усы и хлопнул меня по плечу. «Считай, что твоя мечта исполнилась. С нами поедешь прямо сейчас». Тут «буханка» подъехала.

— Вы что, на хлебе ездите? — прервала меня Шиза.

— Нет, так у нас транспортное средство доставки личного состава называют между собой, за схожесть с буханкой хлеба.

Я от неожиданного предложения впал в ступор, одно дело — поболтать, другое — прыгнуть с самолета. А Серега увидел мою задержку и так сурово говорит: «Витя, мужик сказал, мужик сделал! Ты мужик?» — спросил он меня. Я проглотил комок и ответил: «Мужик, Серега, но у меня одежды нормальной прыгать нет». — «Не важно, даже классно, что ты в костюме». Сам он был в полевке и сапогах. В общем, попал я, взял меня школьный товарищ «на слабо». Тут Люська взвилась: «Не вздумай! Из Афгана живой приехал, а тут еще разобьешься!» А Сергей ей говорит: «Не бойся, Люся, мы из твоего вэвээшника настоящего мужика сделаем», — и затолкал нас в машину.

Пока ехали, он меня инструктировал: «Ты, Витя, ничего не бойся, парашют сам за тебя все сделает. Ты только ногами перед приземлением не крути, как на велосипеде, а то без ног останешься. Чуть их согни, сложи вместе и, чтобы носки из-за запасного парашюта видно было, так и садись. Вот и вся премудрость. А когда приземлишься, нижние стропы на себя тяни, чтобы ветром не потащило. Так ты парашют погасишь. Понял?» Серега смотрел на меня с ухмылкой, и я догадался, что он, гад, специально затащил меня, чтобы поиздеваться. В школе он был маленький, щуплый, и ему приходилось всегда что-то доказывать. Он и на самбо пошел, чтобы его не били. А я попался на простой развод. Если откажусь, по ребятам слух пустит, что вот Глухов струсил. Вот так я в костюме и в лакированных туфлях на аэродром приехал. Прошли медицинское освидетельствование. Доктор скептически глянул на меня и спросил: «Вы сколько раз с парашютом прыгали?» — «Сорок семь!» — брякнул. Был я уже зол на себя, на Серегу, на День десантника, на этого доктора. Тот с уважением посмотрел на меня и сказал: «Допущен».